|
- Ладно, - согласился Штоквиц и велел вызвать музыкантов наверх. Бедные музыканты! На кого они стали похожи за эти дни! Голодные, измученные, шатаясь от слабости, они собрались под аркою аппарели, жалобно позвякивая инструментами. - Играй! - велел им Штоквиц. И тут случилось непредвиденное: музыканты не могли выдавить из груди дыхание, чтобы извлечь из инструментов хоть одну ноту. Бедные, они старательно дули в трубы, старательно щелкали пальцами по клапанам, но из инструментов выходило только сиплое шипение. Штоквиц был настолько поражен этим, что даже не осмелился ругаться. - Кто сможет? - сказал он, забирая горн в руки. - Пять рублей кладу, кто выдует "зорю"? - Десять, - сказал Карабанов. - Двадцать, - набавил Некрасов. - Рупь, - закончил отец Герасим, - неча баловать человека. Все равно пропьет!.. Вызвался один - солдат Потемкин: - Умел я когда-то... Но, сколько ни бился, напрягаясь, у солдата ничего не получилось, и туг сверху раздался радостный крик часового: - Братцы, зашевелились! Все выбрались на крепостные фасы, откуда было далеко видно, и взору людей открылась торжественная, незабываемая картина: "построение перед боем" - так называлась эта картина. - Красота! - воскликнул Некрасов. Долина, раскинувшаяся на подступах к Баязсту, была словно разделена на клетки шахматной доски. И вот чья-то невидимая, но опытная рука вдруг легко и почти игриво расставила по этим клеткам фигуры взводов, рот и батальонов. Казачьи сотни в крутом разбеге сделали широкий заезд по кругу, волоча за собой длинный шлейф бурой пыли, и вот уже осадили на повороте, оцепив фланги будущей битвы. Обдуманно и несуетливо фигуры войска начали перемешаться по горной плоскости - ход за ходом, этап за этапом, избегая препятствия, готовя противнику поражение. - Господа, - воодушевился Штоквиц, - узнаете ли вы руку Тер-Гукасова? Это наверняка он выходит сюда, к нам... Евдокимов раскрыл рот, и в горле его что-то захрипело. - Что с вами? - спросили его. - Я хотел крикнуть "ура", - стыдливо признался юноша... Гурки ответили огнем: орудия, фальконеты, винтовки, ружья - все было пущено в дело, и Штоквиц велел Карабанову пойти к Потресову: - Скажите, чтобы не скромничал. Пусть тратит все, до последнего заряда. А вы, Клюгенау, можете приступать к открытию ворот!.. Когда Карабанов пересекал двор, турецкие шарохи уже рвались осколками, разбиваясь о стены. Через весь двор, по направлению к госпиталю, полз, волоча разбитые ноги, очередной раненый. Потресов был на своей батарее, единственная пушка которой выглядывала мордой в окно второго этажа. - Знаю, знаю, - отмахнулся майор. - Сами не дураки. Уже догадались... Канониры работали медленно, остерегались делать лишние движения, заряды подносили вдвоем, фейерверкер устанавливал прицел. После каждого выстрела каземат наполнялся пороховым газом, настил пола хрустел и вздрагивал, оседая книзу. - Не боитесь? - спросил Карабанов. Потресов подошел к груде картузов, уселся поудобнее. |
