|
Кончилось все очень странно. История об этом солдате обошла множество тогдашних газет, и потому вам известно се окончание. Двести двадцать пять рублей (немалые деньги) отдал старый жмот на... "пользу славянского дела", а на остальные купил билет до Кишинева и вскоре появился в Сербии, где и погиб в сражении за свободу своих единокровных братьев. Казалось бы, все понятно, а с другой стороны - и не совсем... - Да-а, - невольно призадумался Штоквиц, складывая газету. - Когда Верещагин едет к Скобелеву, - это мне объяснять не надо: он будет писать картины. Но этот... Да-а. Теперь какому-нибудь из таких и по зубам врезать - еще подумаешь: стоит ли? Может, и он дома корову с самоваром продал, чтобы в Баязет попасть! В разговор вступил прапорщик Латышев. - Мне вот, - сказал он, - мне... - и ткнул в себя пальцем. - Пардон, господа, но мне кажется странным.. Ведь русский мужик не знает ни истории, ни географии. Единственное доступное его пониманию - это Иерусалим, а в нем гроб господень, святыня христианства, которая находится в плену у турок... Отчего же, господа, так охоч до этой войны наш мужик? Клюгенау сидел в углу, старая шашка лежала поперек колен, косо стоптанные по камням каблуки его смешно топырились в разные стороны. - География, - сказал он. - История... - сказал он и повторил зачем-то жест Латышева, ткнув в себя пальцем. Бедный прапорщик смутился, заелозил по полу от смущения сапогами. - Нет, - продолжил он, - господа, так нельзя... Мне вот непонятно. Давайте возьмем опять-таки историю и географию... Некрасов уже собирался уходить, но задержался в дверях. - Хорошо, - сказал штабс-капитан резко, - взяли!.. Конечно, экзамена по истории и географии нашему мужику не выдержать, и в этом, Латышев, вы безусловно правы. Но - политическая история!.. О-о, мужик ее знает, поверьте мне, на собственной шкуре. Лучше нас с вами. Да-с!.. Это его дед, это его сват, это его кумовья да шурины делали историю в турецких войнах. Некрасов в возбуждении натянул фуражку на лоб как можно крепче, толкнул уже дверь, чтобы выйти, но снова остановился и продолжал: - А история проста. Снимите с мужика рубаху - на груди его рубцы от ран, полученных в турецких войнах. Если не брезгуете, стащите портки с мужика, - на заднице тоже рубцы. Это уже следы тех недоимок, которые с него взыскивали розгами, когда Россия уставала от этих войн. Так вот длится двести лет. Вдумайтесь, господа: двести лет наш мужик не по карте с указкой, а собственным пузом и задом познает историю с географией! И дорогу к своим братьям славянам он хорошо знает. Не один поход туда был. Да и язык... Надо будет, так и до Киева доведет... Всего хорошего, господа! Штоквиц тяжело посмотрел на Латышева - словно прижал его к стулу своим взглядом: - Так-то, юноша... Кого до Киева, а кого и до Шлиссельбурга. Только уж довезет, а не доведет. На казенной троечке. По Тверской-Ямской. С бубенцами... Некрасов уже был за дверью, и "бубенцы" Штоквица прозвенели ему в спину. Клюгенау зевнул и, прикрыв рот ладошкой, метко стрельнул глазами - на Латышева, потом на Ефрема Ивановича, не спеша поднялся и побрел нагонять Некрасова. Карабанову оставаться в обществе сухаря-коменданта и прапорщика (которого он в душе называл не иначе как "недоносок") совсем не хотелось, и он тоже направился к выходу. - Покидаете нас? - остановил его Штоквиц. |
