|
- Что же тогда? И он смущенно, стыдясь главным образом все опошлить глупыми словами на разобранной постели перед женщиной с обнаженной грудью, которую она теперь от него не прятала и которая больше не вызывала у него никаких желаний, пробормотал: - Мне все надоело. - Ну, как знаешь, - вздохнула она. Жюли пошла мыться - сделать это сразу после любовных утех она поленилась - и из-за ширмы продолжала: - Странный ты все-таки человек. Он одевался. Спать уже не хотелось. Он не чувствовал себя несчастным. Даже мерзкий гризайль атмосферы был частью его стремлений. - Тебе хоть нравится в Ницце? - спросила она еще, выйдя голой, с полотенцем в руке. - Не знаю. - И я тебе еще не надоела? Говори прямо. Я думаю, как же мы оказались вместе? Это не в моем характере... Парсонс обещал мне помочь. Он в хороших отношениях с художественным руководителем "Пингвина". Я скоро выкарабкаюсь. Зачем она говорит, что бросит его? Он не хотел этого, что и попытался дать ей понять: - Мне сейчас так хорошо... Взглянув на него - она как раз надевала бюстгальтер, - Жюли расхохоталась; он впервые услышал, как она смеется. - Да ты шутник! Словом, когда захочешь уйти, скажи... Позволь дать тебе один совет: купи себе другой костюм. Надеюсь, ты не скуп? - Нет. - Тогда оденься поприличней. Хочешь, я схожу с тобой? У твоей жены вкуса нет, что ли? Она снова легла. Закурила сигарету, пустила дым в потолок. - Если дело только в деньгах, скажи, не стесняйся. - У меня есть деньги. Пачка купюр, завернутых в газету, все еще лежала в чемодане, и он машинально взглянул на него. С тех пор как они остановились в "Жерлисе", он не закрывал чемодан на ключ, боясь обидеть свою спутницу. Под предлогом необходимости кое-что оттуда достать он убедился: пакет на месте. - Ты уходишь? Не зайдешь за мной часов в пять? Днем г-на Монда можно было видеть на набережной; он сидел на скамейке, опустив голову, щурясь от солнца и синевы моря, где перед ним молнией проносились чайки. Он сидел не шевелясь. Вокруг играли дети; иногда обруч заканчивал свой бег у его ног, иногда к нему подлетал мяч. Казалось, он спит. Лицо его как-то отяжелело, одрябло, губы оставались полуоткрыты. Несколько раз он вздрагивал: ему слышался голос г-на Лорисса, кассира. Ни о жене, ни о детях он не вспомнил ни разу, а вот старый педантичный служащий всплывал в его памяти. Он забыл о времени, и отыскала его Жюли. - Так и знала, что ты прилип к скамейке. Почему? Этот вопрос долго мучил его. - Пойдем купим тебе костюм, пока еще магазины открыты. Видишь, я думаю о тебе, а не о себе. - Мне надо зайти в гостиницу за деньгами. - Ты оставляешь деньги в номере? Ну, ты глупишь. Особенно если их много. Она ждала его внизу. Чтобы не отцеплять скрепку, он взял пачку в десять тысяч франков. Горничная убирала коридор, но видеть его не могла: он закрыл дверь. Слова Жюли встревожили его. Он влез на стул и положил пакет сверху на шкаф. Она повела его в английский магазин готовой, но элегантной одежды. |
