– Послушайте, Нэдзу‑сан, – он ткнул в лежавшую на столе рукавицу со следами вара и краски для мимеографа, – это ведь ваша? Вы сами ее опознали.

– Да, моя. Никаких сомнений.

– Нэдзу‑сан! – напористо заговорил Тодороку. – Вы же должны знать, где нашлась эта рукавица. Ее достали со дна озера вместе с грузом, привязанным к трупу! К тому же, на ней остался вар. И вы будете утверждать, что убийца – не вы?

– Я… я… – Нэдзу трясся всем телом, стиснув зубы, превозмогая физические и психологические муки, терзающие его. Он с трудом выдавливал из себя слово за словом: –…только трупы… только трупы перетащил. Когда я заглянул в комнату на втором этаже, они оба уже мертвы были… Убиты…

Тодороку и Ямакава недоуменно переглянулись. Тодороку с возмущением в голосе уточнил:

– Так это вы с телами такое сотворили?

– Минуточку, господин старший инспектор, – вмешался в разговор Киндаити Коскэ. – Может быть, Нэдзу‑сан сам расскажет, как ему удобнее? Пусть начнет с того, зачем он поднялся на второй этаж.

– Спасибо вам, Киндаити‑сэнсэй. Я и сам так собирался все объяснить.

– Что ж, давайте. Пусть говорит, как сам хочет.

Тодороку дал знак взглядом, и Эма с Миурой приготовились записывать показания.

Нэдзу прикрыл глаза. Изможденность его стала еще более заметной. Лицо непрерывно дергалось в конвульсиях, по нему струился пот.

– В тот вечер я, как всегда, работал на мимеографе. Юкико уже спала в маленькой комнате. Примерно пять минут одиннадцатого позвонили в дверь, и я пошел открыть. На пороге стояла та женщина.

– Кто же она? Раз так сложилось, наверное, можно сказать?

– Нет! – Нэдзу опять стал резок. – Господин старший инспектор, не спрашивайте меня об этом. Я всеми богами клянусь, что она здесь совершенно не при чем.

Тодороку вопросительно взглянул на Киндаити и, видя, что тот молча кивнул, сказал:

– Ладно. Продолжайте, как знаете.

– Спасибо вам. – Плечи Нэдзу резко двигались, выталкивая из легких воздух. – Я провел ее в большую комнату, и мы немного поговорили, но я боялся разбудить Юкико и увел гостью из дома. Сколько было времени, точно не знаю, но примерно где‑то половина одиннадцатого. Она сказала, что хочет поговорить еще, и я пошел провожать ее до станции, а по пути мы проходили мимо заднего входа в ателье. Так вот… – тут Нэдзу опустил голову, – я виноват перед вами: когда меня вчера спрашивали, не было ли там чего необычного, я ответил, что был занят разговором и ничего не заметил. А там дверь была сантиметров на пятнадцать приоткрыта. Я не обратил на это особого внимания, только почему‑то взглянул на второй этаж и заметил свет. Но тогда, как я вам объяснил, мы шли на электричку, задерживаться не могли, вот и прошли просто мимо, не полюбопытствовав. А возвращался я той же дорогой.

– И что же было тогда?

– Дверь была точно так же приоткрыта. И на втором этаже по‑прежнему горел свет. Все было совершенно так же, как когда мы проходили в половине одиннадцатого. Я взглянул на часы – было уже без двадцати два. Тут ведь любой удивится, верно?

– Несомненно. И как вы поступили?

– Позвал хозяйку. Разумеется, мне не ответили. На душе у меня стало неспокойно. Я же знал, что она живет одна. Вдруг грабитель забрался? Я вошел, ее позвал. Внизу тьма кромешная, я и пошел на свет, на второй этаж. А там…

Лицо Нэдзу кривилось от боли, пот капал на стол.

– А там?

Размазывая капли пота, Нэдзу продолжил:

– Наверху навзничь лежал мужчина.