Изменить размер шрифта - +

Такие письма всегда содержат какую‑то тайну жертвы. Если мадам получила подобное послание, значит, кто‑то разнюхал ее секреты. Это, видимо, и напугало Нэдзу.

– Скажите‑ка, – заговорил Киндаити, – вам ничего не приходит на ум в связи со словами «белое и черное»? Это должно касаться убитой.

– Белое и черное?

Судя по выражению его лица и широко раскрытым глазам, эти слова ему ничего не говорили.

– Не беспокойтесь, Нэдзу‑сан, нет так нет.

Белое и черное. Эти слова странным образом не давали Киндаити покоя.

Подлый сочинитель анонимок говорил о тайнах жертвы в самых непристойных выражениях. Фраза «пусть врач проверит ее девственность» толкнула Киёми к самоубийству. Не играли ли ту же роль слова «белое и черное» в письме к мадам?

– Слушайте, Нэдзу‑сан! – Тодороку бросил на коменданта острый взгляд. – Вы ведь кого‑то выгораживаете! Почему вы не хотите сказать, кого?

Нэдзу уже извивался в судорогах, но ответил категорически:

– Если вы имеете в виду, что я выгораживаю преступника, то ошибаетесь. Я и сам не знаю, кто убил этих двоих. На такой вопрос я отвечать не буду. Все прочее – пожалуйста, спрашивайте. Я отвечу.

Тут ему стало совсем плохо, и продолжать разбирательство было уже невозможно.

 

События разворачиваются

 

Отправив Нэдзу в камеру предварительного заключения, команда принялась обсуждать его показания.

– Правда ли все это? Не мутит ли он воду, сводя свою роль только к действиям с трупами?

Сыщик Симура был явно не удовлетворен результатами:

– Киндаити‑сэнсэй, а вы как думаете?

– Мне кажется, верить здесь можно. Алиби‑то у него есть, пусть и не абсолютное.

– Алиби – это то, что он был во время убийства с женщиной, чья личность не установлена?

Во взгляде Симуры сквозил вызов.

– Ну, даже если отбросить его собственные показания, эту женщину повстречал Эномото‑кун. Она приехала вместе с Судо, который в то время был еще жив. Судо после этого направился в «Одуванчик», а дама в сопровождении Эномото пошла к Нэдзу. Примерно через полчаса он с той самой дамой вышел из восемнадцатого корпуса, что засвидетельствовал Химэно‑кун. При том, что злодеяние свершилось именно в этот отрезок времени, алиби можно признать хоть и не стопроцентным, но вполне убедительным.

– Пожалуй. Но согласитесь, Киндаити‑сэнсэй, этот человек явно хорошо знает мадам.

– Да, несомненно.

Из глубин памяти у Киндаити всплыло имя депутата парламента от партии Минминто – Хитоцуянаги Тадахико. Но произносить его здесь не следовало. А между тем, Нэдзу, так же, как и Тадахико, был родом из префектуры Хёго.

– Вы, господин старший инспектор, замечательно разобрались в той безумной истории, что он нам рассказал. Как вы и сформулировали, существуют обстоятельства, из‑за которых фотография убитой не должна была появиться в газетах и на экране.

– Что же это за обстоятельства? Ее прошлое?

– Судя по лицу Нэдзу, выжать из него ответ вряд ли удастся, – Киндаити Коскэ вздохнул. В глазах его появилось боль. – Короче, он совершенно определенно кого‑то прикрывает. Пожалуй, его показания следует понимать так: он выгораживает не убийцу, а человека, для которого огласка прошлого погибшей чревата крупными неприятностями.

– А если за этим типом числится что‑то криминальное? В таком случае все равно получается, что Нэдзу прикрывает преступника.

Скептицизм Симуры поколебать было трудно.

– Между прочим, куда делся художник Мидзусима? – вспомнил Киндаити Коскэ.

Исчезновение художника странным образом беспокоило частного сыщика.

Быстрый переход