И тут еще подумалось – а может, лучше и Бориса того, угостить спящего «микстурой» по голове. И все дела. Но тут же остановил себя. Нет, слишком много тогда проблем будет. Это не семнадцатый год. Уже и власти работают, и милиция есть. Убивать надо аккуратно, продуманно и подальше от дома.

– Просился? Потому что дурак. А теперь поумнел и понял, куда ты меня завел, – всхлипнул Борис. – Те же мужики убитые теперь мне во сне приходят. Стоят. Смотрят так с укором. И говорят: «Аспид ты ядовитый. Гореть тебе в аду!»

– Бориска, хуже ада, который мы пережили в нашей жизни, уже ничего не будет, – произнес Бекетов с искренней надеждой.

– Экий ты языкастый, – процедил Борис.

Длительные запои Борису во благо не пошли. Он стал хвататься за печень, постанывая от боли. А однажды просто лег, как всегда, опрокинув в себя стакан самогона. А утром не проснулся. И это было очень плохо. Жизнь в его доме Бекетова вполне устраивала. Хотя он и понимал, что рано или поздно придется отсюда съезжать. Но не рассчитывал, что настолько рано.

Бекетов после безвременной кончины пьяницы еще надеялся хотя бы на пару месяцев остаться в Свиридово. Хотя и не сильно на это рассчитывал, поскольку знал, что на наследство сбегутся куда более близкие родственники.

Так и получилось. Делить дом и имущество заявились три угрюмых и широких в кости племянника Бориса, а заодно его скандальная старшая родная сестра. Раньше они своего безалаберного родственника знать не знали, а тут прилетели, обливаясь фальшивыми крокодильими слезами жалости и вполне естественной слюной жадности.

Племянники, видимо, тоже в дядю пошли, за версту от них разило застарелым перегаром, и вместе с тем от них исходила крестьянская угрюмая злость и жадность. Они сразу объявили Бекетову, чтобы тот уматывал налегке, а вещички тут оставил, потому как они любимому дяде принадлежали. Иначе нетрудно Гордею и ребра переломать, не глядя на то, что он их дальний родственник.

Руки у Бекетова чесались кого-нибудь из них убить. А лучше отправить на тот свет всем скопом, вместе с матушкой. Но только никак он не мог придумать, как это обтяпать безопасно. Поэтому плюнул на них. Собрал котомку, благо, вещей пока своих было у него немного, и двинулся искать другое место. Поюжнее, откуда удобнее заниматься своим разбойничьим делом.

Помотался с месяц по городкам и станицам. Да и отправился к вдове, с которой расстался так поспешно. С порога сказал:

– Будем жить как муж с женой.

Так началась его новая семейная жизнь.

Он считал, что ему повезло с Зинаидой. Была она бессловесная. На все готовая. Трудолюбивая. К хозяйству приспособленная. И никогда не задавала лишних вопросов. Делала, что говорили, и помалкивала в тряпочку. Отстирывала от крови и отглаживала массивным утюгом на углях чужую одежду, которую приносил из своих вылазок Бекетов. Да еще и продавать ее помогала. Не женщина, а клад.

Обычно неопрятный и зачуханный, Бекетов теперь требовал от сожительницы, чтобы в доме всегда царил идеальный порядок. Чтобы все лежало на своих местах. И чтобы в любой момент его ждал горячий чугунок с сытной едой. Ему все это предоставляли безоговорочно. И он был вполне удовлетворен таким своим положением.

В начале 1925 года у них народился первый сын. Воспринял это Бекетов совершенно равнодушно. Ну, сын и сын. Будет кого к хозяйству со временем приспособить. Пока, правда, от него одни расходы и беспокойство.

Но Зинаида расцвела и нянькалась с младенцем, как с куклой. И была счастлива. Бекетов только морщился, считая, что бабы вообще дуры, им надоедливый детский писк и плач куда как слаще соловьиной трели.