Изменить размер шрифта - +
Зазвенели разбитые стёкла палубного помещения и командирской рубки. Свинцовой тяжести струя ударила в рулевого, он изо всех сил цеплялся за руль, но вынужден был покинуть вахту и спрятаться за рубкой. Судно стало разворачиваться по оси, и под водяный обстрел попала уже вся десантно-митинговая публика.

— Ершов!

— Слушаю, Андрей Ильич!

— Отведи пушки в сторону, ополосни остальных. А этим хватит.

Митя подошёл к отцу с виноватым видом и признался:

— Я думал, что меня запугивали, чтобы я уехал. Но теперь вижу, это серьёзное дело.

— Ты же всюду ищешь и ждёшь бунта, — усмехнулся Козырев. — Вот он перед тобой. С одной стороны, жаждущий справедливости народ, а с другой — я, вроде как сатрап капитализма, почти «вешатель», как Столыпин. Через час об этом будет знать вся страна, через полтора часа — вся Европа, поэтому не удивляйся, если в Хитроу таможенники на тебя будут смотреть как на сбежавшего из России путчиста.

— Я зову в Россию бунт как божественное откровение, — строго глянул на отца Митя. — А все протесты, даже восстания — всего лишь давно отыгранное шоу, даже так называемые арабские революции.

Между отцом и сыном готова была завязаться дискуссия, но Чугун и его команда не думали отступать. Воспользовавшись тем, что обороняющиеся прекратили обстрел водяными залпами, они перестроились и стали огибать остров по восточной протоке, чтобы произвести высадку десанта с незащищённой стороны козыревских владений. Перестроение противника не укрылось от Ершова, и он в ответ на запрос Козырева доложил, что для встречи десанта им приняты упреждающие меры, что враг не пройдёт и победа будет за нами.

— Они так и будут кружить до темноты вокруг острова, — буркнул в переговорное устройство Андрей Ильич. — Может, послать Алексея Ивановича на струге, чтобы он протаранил пару-тройку посудин?

— Не стоит, — поразмыслив, сказал полковник. — Это будет несоразмерным с угрозой действием защиты. Но есть возможность постращать их вертолётом. Он уже на подлёте к острову.

— Пусть садится на свою площадку и не глушит мотор, — приказал Козырев.

Мы спустились на хозяйский этаж терема, где нас встретила Люба. Митя взял у неё спортивную сумку с туалетными принадлежностями, коротко простился с ней и Алей и повернулся к отцу.

— Я готов.

— Погоди, — Андрей Ильич подошёл к столу, взял из ящика конверт и протянул сыну. — Я тебя назначаю своим торговым представителем в Европе. В конверте — финансовое обеспечение проекта и примерный бизнес-план.

Митя явно хотел что-то сказать, скорее всего, возразить отцу, но Козырев уже направился на выход. Люба на мгновенье задержала меня, чтобы перекрестить и поцеловать. То же самое благословение она совершила и над Митей, и мы поспешили к вертолёту, который без обычного барражирования над островом, сразу завис над посадочной площадкой, затем стал, покачиваясь, опускаться в середку начерченного на асфальте белого круга.

Прощание отца с сыном было безмолвным. Андрей Ильич пожал Мите руку, крепко обнял, подошёл к вертолету, что-то крикнул лётчику, открыл дверцу кабины и легонько подтолкнул Митю к трапику. Я тоже удостоился дружеского толчка в спину, неуклюже влез в тесную кабину и, упав на сиденье, вцепился в поручень, потому что вертолёт стал набирать высоту. Остров со всем, что на нём находилось, стремительно уменьшался в размерах. Пиратская флотилия Чугуна на огромном зеркале водохранилища выглядела кучкой мусора, на правом и левом берегах открылся полностью, от центра до окраин, знакомый мне город. Вертолёт летел по руслу реки, и вскоре мы достигли Черемшанского залива и взяли направление на окраину Самары, где находился аэропорт «Курумоч».

Быстрый переход