Эти рассуждения меня заметно приободрили. «Жизнь прекрасна!» — повторил я трижды шёпотом мантру, навязанную телепсихотерапевтом из ящика, куда меня как-то заставила заглянуть Люба, которая была весьма продвинута во всяких околомедицинских вопросах. К её мнению прислушивались в кругу самых значительных дам нашего города, где верховодила Виктория Генриховна, которые раз в десять дней собирались на посиделки в Рериховском центре. Войти в круг избранных было очень непросто, но моей Любе это удалось не только потому, что она родная сестра супруги ведущего олигарха области, но и в силу своего провидческого дара. Я не ведаю, как она морочила головы своим приятельницам, но могу сказать определённо, что содержимое моих карманов она знала превосходно и много раз заставляла расставаться с заначкой, точно называя имевшуюся у меня сумму денег.

Я вышел из ванной комнаты и сразу присел к обеденному столу. Ненормированный рабочий день научил меня выходить из дому сытым и готовым к выполнению самых неожиданных решений, которые Козырев обычно принимал без всякой подготовки и требовал их незамедлительного исполнения. Бифштекс с картошкой, кружка чая и бутерброд с сыром и сливочным маслом были как раз к месту.

— Ты поосторожнее с этим англичанином, — сказала Люба.

— Я, пока ты мылся, раскинула на картах, и они так выпали, что я не в состоянии их истолковать.

— А что твой третий глаз? — с серьёзной миной спросил я.

— Что он видит?

— Тебе всё хаханьки, — надула губы супруга. — А разве я редко угадывала твоё счастье или неудачу?

— С этим я не спорю. Извини, дорогая, я просто пошутил.

Телефонный звонок прозвенел, когда я уже засовывал рубаху в штаны. Люба подала мне трубку.

— У аппарата! — нарочно съерничал я.

— Пригласите Игоря Алексеевича, — прозвучал в трубке мягкий, но твёрдый голос.

— Он вас слушает.

— Звоню вам по поручению отца. Я возле вашего дома, у газетного киоска.

— Очень хорошо. Немедленно выхожу.

Возле подъезда на скамейке сидели старухи, которые обшарили меня взглядами бывалых оперативников-розыскников. Зайдя за кусты акации и сирени, я не отказал себе в удовольствии выслушать их компетентное суждение о своей персоне.

— Опять куда-то вырядился.

— На промысел пошёл, на промысел!

— Может, на работу?

— Какая нынче у людей работа? Один промысел! И этот где-то промышляет, пока не убьют или не посодют, прости, господи!

Их оценка моего житейского статуса была почти верна, поэтому я на соседок не обиделся и, дойдя до угла дома, осторожно выглянул, чтобы разглядеть молодого Козырева издали и составить о нём предварительное мнение. Но поначалу моё внимание привлёк автомобиль, серебристый «Форд», который взяли в тиски два здоровенных гаишника. Похоже, англичанин нуждался в моей помощи, и я поспешил ему на выручку, одновременно набирая на мобильнике номер телефона замначальника областного ГАИ, с которым у меня были прочные деловые отношения.

— Геннадьич! Свистни своим охламонам, чтобы отпали от моего человека.

— Сунь кому-нибудь трубку!

Сержант, изображая отдание чести, махнул красной лапищей возле своего оттопыренного уха, вернул мобильник и, мигнув напарнику, отпал от «Форда». А из машины выбрался молодой мужчина и, виновато улыбаясь, сказал:

— Эти полисмены меня вчера остановили и вынудили заплатить пятьдесят долларов штрафа.

— И вы им, конечно, не сказали, кто вы такой? Забудьте про полицию. Вот вам моя визитка. С этой минуты по любому делу, которое вызывает у вас хотя бы тень сомнения, спрашивайте у меня совета, как поступить.