– Не смешно, Оливер. Оставь меня в покое.

Когда они вернулись домой, он схватил ее за руку и провел в кабинет на первом этаже, чтобы им никто не мешал.

– Мне все это порядком надоело, Беттина. Я хочу наконец понять, что происходит.

– Ничего не происходит, – сказала Беттина, но при этом у нее задрожала губа, и глаза наполнились слезами. – Ничего! Все чудесно!

– Нет, не чудесно. Ты говоришь неправду. Что сказал врач?

Беттина отвернулась к окну, но Оливер поймал ее руку и ласково произнес:

– Беттина, девочка… Скажи, ну скажи, пожалуйста…

Она лишь прикрыла глаза и покачала головой.

– Оставь меня одну.

Он осторожно повернул ее голову, заставив посмотреть в глаза. Может быть, что‑то страшное. Холодок пробежал у него по спине, и он постарался прогнать эти мысли. Невыносимо думать, что он может потерять ее. Тогда его жизнь уже никогда не выправится.

– Беттина? – Теперь его голос тоже дрожал.

Наконец она посмотрела ему в глаза. По щекам у нее сбегали слезы.

– Я на четвертом месяце беременности. – И, с усилием проглотив слюну, она продолжила: – Олли, я так увлеклась этим сценарием, что не заметила. Работала день и ночь, и вот проворонила… – Она заплакала громко, по‑настоящему. – Теперь нельзя даже сделать аборт. Я опоздала на две недели.

Эти слова повергли Олли буквально в шок.

– И ты могла бы?

– Какое это имеет значение? Теперь у меня нет выбора.

И, освободившись из его объятий, она ушла к себе в комнату. Через минуту после того, как хлопнула дверь спальни, вниз сбежал Александр.

– Что случилось с мамой?

– Она просто устала.

– Значит, шуметь нельзя?

– Нельзя, тигренок.

– Ладно, тогда давай здесь поиграем! Олли был очень подавлен, поэтому он как‑то неопределенно покачал головой. Ему хотелось побыть одному.

– Давай попозже.

Мальчик огорчился, но по совету Оливера отправился рисовать.

Олли погрузился в тягостные думы. Никак из головы не выходили слова Беттины об аборте. Неужели она действительно могла бы? И его не предупредила бы? Не посоветовалась бы? Однако этого не произошло и теперь уже не произойдет… Главное – она беременна… Она носит его ребенка. Его. Он то улыбался, то хмурился, терзаясь мыслями о Беттине. А вдруг будет так, как с Александром? Что, если она никогда не простит его? Как он мог? Он начал корить себя, а потом вдруг взял записную книжку и нашел там номер телефона в Милл‑Вэли. Они с Мэри только слышали друг о друге, но он знал, что. Мэри поможет.

– Мэри? Это Оливер Пакстон из Лос‑Анджелеса.

– Олли? – И после секундного молчания: – Что‑то случилось?

– Нет… то есть да, – и он, поминутно вздыхая, рассказал ей все как есть. – Не знаю, почему я решил позвонить вам, Мэри но вы ведь все‑таки медсестра, и вы – подруга… и в прошлый раз вы были рядом… О Господи, это погубит ее! Не знаю, как ее успокоить. Она в истерике. Я никогда не видел ее такой.

Мэри спокойно выслушала Оливера:

– Я ее прекрасно понимаю.

– В прошлый раз было действительно так плохо, как она рассказывает?

– Нет, гораздо хуже.

– О Боже. – И, ненавидя себя за то, что спрашивает, он все‑таки спросил: – А могут сделать аборт, если срок беременности – три с половиною месяца?

– Это очень опасно. – И, помолчав немного: – Вы бы хотели?

– Не я, она.