Его охватил страх. Что, если будет так же тяжко, как в первый раз? Мэри заметила, что творится с Оливером, и решительно взяла его за руку, прежде чем сесть в машину. Беттина уже лежала на заднем сиденье.
– Все будет в порядке, Олли. Не волнуйся так, все идет нормально, – успокаивала Мэри.
– Но у меня из головы не выходит…
– Наверно, у нее тоже. Но на этот раз все обойдется.
Оливер кивнул, и Мэри села в машину.
– Как ты, Бетти? – спросила она.
– По‑прежнему. – Когда Олли отъехал от тротуара, она сказала: – Вот опять.
– Остановиться? – встревоженно спросил у Мэри Оливер.
– Ради Бога, езжай.
И обе женщины засмеялись. Вдруг Беттина перестала смеяться, а когда они подъехали к больнице, ей уже не хотелось даже говорить.
Медсестра поспешила за врачом Беттины, а две другие сестры проводили Беттину в сверкающую стерильной чистотой комнату. Беттина взглянула на Мэри с мрачным выражением в глазах.
– А ты говорила, что за последние годы многое изменилось.
Комната была точь‑в‑точь как та, в которой она провела когда‑то четырнадцать страшных часов, привязанная к каталке, исходившая воплями.
– Не волнуйся, Бетти.
Мэри помогла ей раздеться, Олли взял себя в руки и даже вспомнил то, чему они учились на тренинге. Он помогал ей взять правильное дыхание. Когда приступ боли прошел, Беттина благодарно посмотрела на Оливера.
– Тебе лучше?
– Да, милый.
Олли был очень доволен собой. К приходу доктора Беттина совсем успокоилась, и лишь непродолжительный осмотр напомнил ей о прошлом, но ведь без этого обойтись нельзя. По крайней мере, ее никто не привязывал. Сестры были предупредительны и добры, у врача с лица не сходила улыбка, и Мэри находилась рядом. Беттину окружали люди, которые искренне заботились о ней, а самое главное – рядом был Олли. Он помогал ей преодолевать боль, не выпуская ее руку.
Через полчаса боли усилились, и Беттина подумала, что не справится, не сумеет. Она дрожала, как в лихорадке, ее прошибал холодный пот, а боль пронзала тело от живота к ногам. Олли тревожно посмотрел на Мэри, которая обменялась понимающим взглядом с другой медсестрой. У Беттины начался период изгнания, самое трудное. Еще через полчаса Беттина исходила криком и цеплялась за рукав Олли.
– Я не могу, Олли… Не могу… Нет! – кричала она с каждым новым приступом усиливавшейся боли.
– Раскрытие – девять сантиметров, – удовлетворенно заметил доктор. – Еще несколько минут, Беттина. Давай… ты сможешь… Тужься сильней…
Через пятнадцать минут врач переглянулся с сестрами. Им не надо было слов.
– Олли… Ах, Олли… – Беттина в отчаянии смотрела на Оливера, и Мэри видела, как она старается, тужится. Пришло время.
– Меня не привяжут? – пробормотала Беттина, затравленно глядя на врача.
– Нет, не привяжут, – улыбнулся он в ответ.
Сестры по обе стороны от Беттины помогали ей правильно держать ноги и давали указания Оливеру поддерживать ее за плечи. Теперь Беттине хотелось лишь одного – тужиться и тужиться. У нее было такое ощущение, словно она карабкается на крутую гору, а камни осыпаются у нее под руками, и невозможно подняться выше, наоборот – она понемногу сползает вниз. Она слышала ободряющие голоса, и вдруг, набрав побольше воздуха и совершив последнее усилие, она родила. Олли почувствовал, как напряглось все ее тело, и увидел между ее ног крохотное красное личико. Раздался крик ребенка. Олли взирал на все это с удивлением и благоговением, все еще сжимая Беттине плечи.
– Господи, это мой ребенок!
И все улыбнулись с облегчением. |