Изменить размер шрифта - +
По‑настоящему опасных японцев содержали где‑то в другом месте, может, даже в тюрьме, но Танака недолюбливали многих из вновь прибывших, особенно потому, что они одурачивали молодежь вроде Салли. Не подпасть под их влияние было мудрено – молодые люди без конца твердили, как с ними плохо обошлись и как Америка предала их. Салли давно была не прочь поверить им.

Рэйко часто беседовала с Таком о дочери, но поделать они ничего не могли, отягощенные множеством тревог – о здоровье, безопасности, обидах, еде, страхе перед будущим. Единственное, что им оставалось, – выжить и остаться в здравом рассудке. Для многих интернированных забота о родственниках, друзьях и работе была настоящим подарком. Работа в лазарете избавляла Хироко от непрестанных тревог за Питера.

Несмотря на воспоминания о нем, дни и ночи заполняли заботы о Тойо и людях, за которыми она ухаживала.

Она начала дежурить целыми сутками задолго до Дня благодарения. В девять месяцев Тойо превратился в обаятельного проказника и уже начинал ходить.

Тадаси часто заходил поиграть с ним, приносил самодельные игрушки, всегда был вежлив с Танака и особенно мягок с детьми. В детстве из‑за своего увечья он вытерпел много обид, особенно в Японии, и потому научился сочувствовать людям. Кроме того, он обладал неистощимым чувством юмора, и Хироко часто поддразнивала его, вспоминая, как смешно он выглядел, заталкивая их в чулан, чтобы спасти от насилия.

– Похоже, мне следовало запереть вас, – отозвался Тадаси, подбрасывая на руках Тойо. Несмотря на перенесенный полиомиелит, юноша был сильным и здоровым, и очень привлекательным, как добавляла Рэйко.

– Ну и что? – пожимала плечами Хироко, утверждая, что они просто друзья.

Она была беззаветно предана Питеру, помнила об их свадьбе. Но Так и Рэйко считали Тадаси приятным молодым человеком, вниманием которого ни в коем случае не следовало пренебрегать. В конце концов, он был кибей – родился в Штатах, а учился в Японии. Он знал культуру этой страны, ее обычаи и язык, они принадлежали к одному народу и были бы равны перед любым предубеждением. Смешанные браки считаются незаконными не только в Калифорнии, напоминал Так, и, кроме того, они весьма непрочны и довольно опасны для детей.

– Вы и вправду так думаете? – Хироко печально взглянула на дядю. – Вы считаете, такое случится с Тойо, когда его отец вернется? Наша любовь будет опасна для него? – Казалось, слова дяди потрясли ее.

– Нет, не любовь, – горестно поправил он, – а отношение окружающих. Из‑за этого отношения мы оказались здесь – посмотри, как мы живем. Люди, которые верят во всю эту чепуху, которые считают нас низшими существами, опасными предателями, никогда не переведутся. Когда‑нибудь они оскорбят твоего сына – так, как оскорбили тебя. Он не станет исключением, ему придется испытать наши муки. Лучше бы тебе уехать с мужчиной из своего народа, Хироко, который примет тебя такой, какая ты есть, даже усыновит Тойо.

Хироко ужаснулась не только тому, что скорбь и обида сломили Така: по‑видимому, он не считал, что она должна дождаться Питера. Тадаси явно влюблен в нее. Почему бы не выйти за него замуж? Беда была лишь в том, что Хироко не любила его и не хотела видеть рядом никого, кроме Питера.

Тадаси несколько раз расспрашивал ее о планах на будущее, о том, что станет с ней и Тойо. Хироко понимала, что он имеет в виду, и отвечала очень осторожно. Она ни с кем не обсуждала свои планы, но дала Тадаси понять, что не свободна.

Она говорила с ним о возвращении в Японию после гибели Юдзи. Но сейчас возвращение было почти невозможным: Хироко знала, что ей и Тойо безопаснее остаться в Америке. Она понимала, что должна остаться в Штатах и вернуться после окончания войны, надеясь, что ее родители дог живут до этого дня.

Наступила и миновала годовщина нападения на Пирл‑Харбор, не отмеченная никакими беспорядками или волнениями.

Быстрый переход