— Думаешь, лорд-камергер оградит тебя от папизма? — прогремел он. — От измены? От мятежа? От ереси?
Десна кровоточила. Я сглотнул кровь.
— А если ваш осведомитель солгал? — спросил я.
Прайс поднял руку, останавливая удар Рыбоеда.
— Если он солгал, я раскрою его обман. То есть, скорее ты.
— Я?
— Ты же вор. Разве не так?
— Ничего подобного, — возмутился я. — Я просто взял то, что принадлежало нам.
— Ты увиливаешь! — резко ответил Прайс. — Ты вор! Расскажите нам, мастер Уиллоби.
— Рассказать вам, сэр? — переспросил Саймон Уиллоби, метнув на меня испуганный взгляд.
— Мастер Шекспир вор?
— Да, сэр, — тихо подтвердил Уиллоби.
— Не бойтесь, мастер Уиллоби, — подбодрил его Прайс, — вы под моей защитой, вас больше никто не обидит. Расскажите нам, что знаете.
И Уиллоби начал рассказывать, как мы с ним отвели пьяного дворянина через Финсбери-филдс в таверну «Испанская дама» в Мургейте, забрали у него кошелёк и разделили деньги. Каждый выручил по восемь шиллингов, но Саймон Уиллоби утверждал, будто мы получили восемнадцать шиллингов на каждого, а выглядел он полным раскаяния, что участвовал в краже. Он хорошо играл роль.
— Я знал, что поступил неправильно, сэр, — сказал он Поросёнку Прайсу, — и меня замучила совесть.
— Ха, — усмехнулся я и получил удар.
— Продолжайте, — подбодрил Саймона Поросёнок Прайс.
— Я нарушил заповеди Божьи, сэр, и знаю, что отправлюсь в ад. Единственным священником, которого я знал, был сэр Годфри, поэтому я пошёл к нему, и он помолился со мной. Он сказал, что я должен искать Божье прощение, сэр. Так я и сделал.
Боже правый! Конечно, это была по большей части ложь, но основанная на капле правды и в исполнении хорошего актёра, а потому убедительная. Саймон Уиллоби продолжал говорить, что я пытался уговорить его на новую кражу, а завершил речь, бросив на меня злой взгляд здоровым глазом.
— Он вор, сэр, вор!
— Как и вы, мастер Уиллоби! — твердо произнёс Поросёнок Прайс.
— Да, сэр, — уныло ответил Уиллоби, — я был вором, сэр.
— Но вы пришли к спасению, познав Господа нашего, Иисуса Христа?
— Пришёл, сэр.
— Тогда, как и у вора на Голгофе, ваши грехи прощены, и вы очистились от скверны.
Я бы рассмеялся, если бы мог вынести ещё один удар Рыбоеда. Прайс повернулся ко мне.
— Ты отрицаешь обвинения мастера Уиллоби?
— Конечно, отрицаю, — сказал я. — Он лжец, жалкий ссыкливый лгунишка.
— А ты вор, — сказал Прайс, — и теперь будешь использовать свои греховные навыки в моих интересах. Правда ли, — он глянул на Саймона Уиллоби, — что пьесы труппы спрятаны в доме лорда-камергера?
— Да, сэр.
— Тогда ты, — поросячья физиономия повернулась ко мне, — принесёшь нам греховные пьесы. Принесёшь римскую пьесу и экземпляр «Конференции» твоего брата.
Я совсем забыл про крамольную книгу, призывающую сделать католическую принцессу Испании следующей королевой Англии, одного обладания этой книгой было достаточно, чтобы засадить человека в кошмарную лондонскую тюрьму. Я посмотрел на Прайса.
— Вы же персиванты, — сказал я, — так почему бы вам самим не обыскать дом лорда-камергера?
Он поморщился, зная ответ так же хорошо, как и я: он не осмелится обыскивать собственность лорда Хансдона. Его милость был двоюродным братом, возможно, даже сводным братом королевы и слишком влиятельным человеком, чтобы Поросёнок Прайс мог атаковать в лоб, но труппа актёров для него — аппетитная добыча. |