Он принёс всё это к большому столу с реквизитом.
— Мечи! — сказал он. — Каждый пайщик должен взять меч. — Он посмотрел на меня. — А тебе, брат, меч не понадобится.
Он назвал меня братом!
Он сел, нашёл чистый лист бумаги и начал писать.
— Ральф, — позвал он, не отрываясь от своего занятия, — займись-ка танцами. Фил? Певцам не помешает ещё порепетировать. — Он закончил писать, посыпал бумагу песком и встал. Озадаченные пайщики принялись застёгивать пряжки на перевязях. Брат сделал то же самое. — Мы скоро вернёмся,— объявил он.
— А вы куда? — спросил Ральф Перкинс.
— Мы скоро вернёмся, — повторил брат. — Пошли.
И мы ушли.
На листе бумаги было торопливо написано всего шесть слов:
«Ромео и Джульетта»
трагедия
Уильям Шекспир
Под ним находилась толстая стопка бумаги, экземпляр пьесы для суфлёра. Я нёс пьесу и книгу, «Собрание» без переплёта, вниз по Эддл-Хилл, а следом шёл брат с Уиллом Кемпом, Аланом Растом, Джоном Хемингсом, Ричардом Бёрбеджем и Генри Конделлом. У каждого из них был меч или рапира, длинные ножны скрыты под плащами.
— Не убивать, — были последние слова моего брата, когда мы покидали особняк.
С юга налетел небольшой дождик, и булыжники мостовой вмиг стали скользкими. Лёд на реке в основном растаял, и лодки опять сновали туда-сюда, перемещая пассажиров между городскими пристанями.
— Тебе придётся поговорить с моим отцом, — сказала Сильвия незаметно пролетевшей ночью, — если мы собираемся пожениться.
— Мы сейчас как раз и женимся, — ответил я, и она хихикнула.
Она хотела пойти с нами в Эддл-Хилл, но Уолтер Харрисон только посмеялся над этим, сурово добавив, что ей придётся кое-что объяснить.
— Так вчера ночью ты был с девушкой? — спросил брат.
— Да, с Сильвией.
Он хмыкнул.
— Его милость, наверно, не обрадуется, услышав, что ты соблазнил его горничную.
— Мы собираемся пожениться, — вызывающе заявил я. Казалось странным говорить это вслух, особенно моему брату.
— Боже, Спаситель наш! — сказал он и засмеялся. — Безумен род людской!
Его веселье меня раздражало, потому что я чувствовал себя ребёнком.
— Ты был моложе меня, когда женился, — ответил я.
— Конечно.
— И Сильвия говорит, что его милость не будет возражать.
— Сомневаюсь, что его милость заботит, выходит она замуж или нет, — мягко сказал он, — разве что он может пожалеть, что потерял хорошую служанку. А судя по тому, что я слышал, она хорошая девушка.
— То есть слишком хороша для меня?
— Она хорошо на тебя повлияет, это точно, — сказал он, и у меня закралось подозрение, уж не он ли рассказал Сильвии, что я вор. Но только я собрался спросить его об этом, как он сам задал мне вопрос: — Ты знаешь, что она говорила с Джин?
— Знаю.
— Джин хочет, чтобы она помогала нам в «Театре».
— Она отличная швея, — с надеждой сообщил я.
— Отличных швей пруд пруди, — пренебрежительно отозвался он, и тут мы внезапно очутились на крыльце церкви Святого Бенета. — Мы войдём вслед за тобой, — сказал он, — и помни — не убивать.
— Не убивать, — повторил я и начал спускаться по знакомым ступеням.
Сэр Годфри обожал хвастаться, что церковь построили еще до Вильгельма Завоевателя. Она находилась почти на три фута ниже булыжной мостовой Эддл-Хилла, и четыре истёртые каменные ступени вели вниз, ко входу. Дом сэра Годфри располагался в нескольких ярдах вниз по холму, и дверь была обычно заперта на засов, но церковная дверь закрывалась только в комендантский час. |