|
Заглушив боль в горле глотком пива. Скотина продолжал: - Человеческий организм - удивительная штука потому, что, пока он не помер, он жи-вет. Солдаты сидели молча, пока не сообразили, что продолжения не будет. После чего дружно подняли Брауна на смех: - Господи, вот уж действительно Скотина! - Шел бы ты в офицерскую школу, болван! - Что он хотел этим сказать, ребята? Билл понял, что хотел сказать Скотина, но промолчал. К этому времени взвод поредел уже наполовину. Одного курсанта куда-то перевели, других держали в госпитале или в пси-хушке, а прочих списали вчистую - что для правительства было удобнее всего - за непри-годностью к строевой по причине увечий. Или по причине смерти. Выжившие, от которых остались кожа да кости, теперь наращивали мускулы и полностью приспособились к беспо-щадному режиму лагеря, хотя и ненавидели его по-прежнему. Билл поражался эффективности системы. Штатские суетились из-за экзаменов, званий, степеней, пенсий и тысячи других вещей, которые тормозили производство, отвлекая от работы. А военные решили эту проблему одним махом. Они просто убивали слабейших и пускали в дело тех, кто выжил. Билл не мог не уважать эту систему. И одновременно испытывал к ней отвращение. - А я знаю, чего хочу! Я бабу хочу! - заявил Урод Аглисвей. - Только, пожалуйста, без похабщины, - тут же оборвал его Билл, воспитанный в стро-гих правилах. - Ну какая же это похабщина? - заныл Урод. - Я же не говорю, что снова хочу запи-саться в армию, или что Смертвич - тоже человек, или какую-нибудь другую гадость. Я про-сто сказал, что мне баба нужна. А кому не нужна? - А мне нужна выпивка! - заявил Скотина Браун, глотнул Обезвоженного и заново разведенного пива, содрогнулся и выпустил сквозь зубы длинную струю на асфальт, откуда она мгновенно испарилась. - Точно! Точно! - подвывал Урод, энергично тряся бородавчатой головой с колтуном на макушке. - Баба и выпивка - вот чего я хочу! - Его нытье перешло в скорбные стенания. - Чего еще солдату нужно? Курсанты долго ворочали эту мысль и так и эдак, но не смогли придумать, чего бы им еще хотелось по-настоящему. Трудяга Бигер выглянул из-под стола, где он исподтишка об-рабатывал чей-то сапог, и пискнул, что ему бы не повредила банка сапожного крема, но об-щество проигнорировало его. Даже Билл, как ни старался, не мог придумать ничего, кроме этой неразрывно связанной пары желаний. Он напрягался изо всех сил, смутно припоминая, что на гражданке у него были всякие другие желания, но ничего не приходило на ум. - Эй! А ведь до первой увольнительной осталось всего семь недель, - сказал из-под стола Трудяга Бигер и тут же взвизгнул, получив пинки со всех сторон. Казалось, что время топчется на месте, но на самом деле оно неутомимо шло вперед, и недели одна за другой уходили в небытие. Это были тяжелые недели, заполненные солдат-ской наукой: штыковым боем, стрельбой, изучением личного оружия, лекциями по ориентировке, маршировкой на плацу и зубрежкой воинского устава. Занятия по уставу проводились с удручающим постоянством дважды в неделю и были особенно мучительны из-за того, что нагоняли на солдат необоримую сонливость. При первых же звуках гнусавого голоса, записанного на пленку, курсанты начинали клевать носом. Но специальная аппаратура, подключенная к каждому сиденью, чутко регистрировала биотоки пленников. Как только кривые альфа-волн указывали на переход от бодрствования к дремоте, мощный электрический разряд впивался спящему прямо в зад, встряхивая его владельца и пробуждая ото сна болезненным ударом. Затхлая аудитория походила на камеру пыток, в которой глухое бормотание лектора прерывалось отчаянными воплями под-вергнутых электрошоку, а из моря опущенных голов то и дело выпрыгивали неестественно скрюченные фигуры. Никто толком и не вслушивался в длинный перечень жутких экзекуций и взысканий, положенных по уставу за самые невинные прегрешения. Все и так понимали, что, завербо-вавшись, лишились элементарных человеческих прав, и подробное перечисление того, что они потеряли, абсолютно не волновало курсантов. |
