Я взяла чепчик и унесла его, чтобы показать его Элеаноре.

— Что делать с этим?

Элеанору совершенно не интересовали детские вещи. Она наблюдала за мной таким напряженным взглядом, что мне стало не по себе.

— Аманда, — сказала она, — веришь ли ты в старые рассказы о проклятии рода Кордова, которое пошло от доньи Инес? Знаешь ли ты, что каждый из нас несет в себе каплю безумия.

Ее глаза сверкали от возбуждения, в ее улыбке не было ни доброты, ни дружеского расположения. Да, возможно, все мы немного сумасшедшие. Даже я, которая считала себя вне досягаемости семейных преданий Кордова.

Она продолжала говорить, а я снова закружила по комнате, пытаясь освободиться из сетей своей кузины.

— Интересно, какой она была в действительности — эта Инес? Хотелось бы знать, что она чувствовала, когда стояла у той кровати ночью с кровью на платье. Боялась ли ее тогда Эмануэлла?

В ее словах звучало какое-то коварство, оно было в самом ее тоне, поэтому я должна была посмотреть ей в лицо и не должна была ее бояться.

— Это ты подложила тот фетиш, который я дважды находила в своей комнате, не так ли? — спросила я. — И ты положила донью Себастьяну в мою постель. Это ты хлестала меня плетью во дворике и…

— И дедушку? — вскричала Элеанора.

— Ему не было больно. И, возможно, в твоих руках была медная статуэтка в магазине?

Постепенно ее лицо, обрамляемое длинными волосами, становилось все более бледным.

— Я не столь изобретательна, как ты думаешь. Фетиш — да. И все то, что произошло с Гэвином, — каменная голова и остальное. Тетя Кларита помогала мне, потому что мы обе хотели ссоры с Хуаном. Но это все были шалости, и мы не добились никаких результатов. Я ничего больше не предпринимала, и, наверное, это было моей ошибкой, Аманда.

Она так пристально на меня посмотрела, что я почувствовала себя просто в плену этого взгляда. Но я понимала, что должна бежать. С Элеанорой что-то происходило: если это было сумасшествие, то оно сейчас проявилось в полную силу, и я совершенно не верила тому, что она говорила. Я знала только, что она хочет причинить мне боль. Я старалась не поворачиваться к ней спиной, и потихоньку отступала к двери, шаг за шагом. Казалось, она этого не замечала, потому что принялась осматривать комнату. Ее внимание привлекла узкая доска, которая выпала из оконной рамы, она быстрым движением подскочила к ней и схватила обеими руками доску, из которой торчали ржавые гвозди. И тут она снова впилась в меня горящими глазами.

— Итак, ты надеялась получить мое наследство, Аманда? А сейчас ты хочешь получить Гэвина. Знаешь ли ты, что ты этого не получишь? Тебе некуда бежать. Это будет похуже плети, Аманда. И если я так решила, ты никогда не выйдешь из этого маленького домика, куда когда-то приходила и твоя мать. Пройдут годы, пока тебя найдут. А когда найдут, ты будешь похожа на донью Себастьяну в повозке смерти.

Нельзя стоять и дожидаться, когда она подойдет и ударит: я должна опередить ее — и бежать. Рванувшись к двери, я распахнула ее одним рывком и выскочила на крыльцо — прямо в руки к Гэвину Бранду.

XVII

Гэвин обнял меня, и на секунду я прижалась к нему с чувством бесконечного облегчения. В комнате никто не двигался, и когда у меня, наконец, перестали дрожать ноги, я обернулась и посмотрела на Элеанору.

Она держала в одной руке отколотую раму и смеялась:

— О Аманда! Я тебя сильно напугала, да? Ты так тихонько сидела, что я не удержалась. Гэвин, откуда, черт возьми, ты взялся?

Он ответил ей холодно:

— Хуан видел, как вы с Амандой сели в автомобиль и рванули с места на полной скорости, и забеспокоился.