Вот и сейчас ледяные шары еле‑еле мерцали во мраке – надо наказать молодым самцам, отвечающим за освещение погребов, чтобы они чаще подкармливали сверкунов. «Ничего не делается должным образом, пока сам не проследишь», – с раздражением подумал Реатур.

В погребах, конечно, было темновато, но, по крайней мере, здесь всегда стояла приятная прохлада и лед никогда не таял. Если бы не темень, Реатур с удовольствием жил бы под землей. Ох, как же он ненавидел лето!

– Никогда не мешает немного на что‑нибудь пожаловаться, – громко сказал он вслух. – Особенно на то, с чем ничего нельзя поделать.

Реатур на мгновение замер, вслушиваясь в собственный голос, гулким эхом отдающийся в темных коридорах.

Он направлялся в погреба, чтобы проверить запасы каменных инструментов. Поскольку с каждым днем снаружи все больше теплело – проклятое лето! – ледяные инструменты для обработки полей становились хрупкими и начинали таять. Та же история с клинками мечей и наконечниками копий. Именно поэтому в разгар лета местные войны, как правило, не велись. Обычно считалось расточительностью использовать каменное или деревянное оружие: уж очень трудно было его изготавливать.

Обычно. Реатуру не давали покоя угрозы Фралька. Скармеры настолько подлы и коварны, что от них можно ожидать чего угодно. Но что бы ни задумывали западники и что бы они ни собирались предпринять, доблестные воины омало дадут им достойный отпор, если война все же разразится. А пока жизнь идет своим чередом, и нужно заниматься повседневными делами. Посевам все равно – придут скармеры или не придут, посевы требуют ухода.

Реатур остановился на пороге большой кладовой, в которой хранились каменные инструменты, перенесенные сюда после того, как прошлой осенью вернулась хорошая холодная погода. Хозяин владения направил луч одного из фонарей внутрь – и тишину подземелья разорвал крик ярости. Случайно направив на себя луч второго фонаря, Реатур увидел, что тело его стало желтым как солнце, и неудивительно! Он имел полное право на гнев. Инструменты, которым следовало лежать ровными аккуратными рядами, были свалены в беспорядочную кучу.

Хозяин владения вихрем вылетел из подземелья, в считанные мгновения преодолев изнурительный подъем. Самцы, попадавшиеся на пути пожелтевшему от гнева предводителю, поспешно уступали ему дорогу. А Реатур несся вперед, пока не наткнулся на Терната. Не говоря ни слова, хозяин владения поволок своего старшего вслед за собой в подвал.

– Ведь это ты должен был присматривать здесь за порядком! – заорал он на сына. – Смотри, что здесь творится – будто стадо масси пробежало! Проклятье, Ламра – и та лучше справилась бы… в восемнадцать раз лучше, слышишь? Как ты собираешься управлять владением в будущем, если не способен выполнить простейшее поручение? – Реатур направил на Терната второй фонарь, чтобы увидеть, как реагирует старший из старших на праведный гнев отца.

Глазные стебли Терната опали от стыда, но тело его пожелтело так же, как у Реатура.

– Я оторву этому паршивцу, сыну носвера, Гурцу, руку… или две. Он сказал мне, что позаботится об инструментах, и сказал таким тоном, будто знал, как это надо делать. Ну а я, увидев, что ни одного каменного инструмента наверху не осталось, решил, что он сделал все должным образом.

В то время как Тернат разъярялся все больше, гнев Реатура пошел на убыль. Хозяин владения с шипением выпустил воздух из дыхательных пор.

– Стало быть, во всем виноват Гурц?

– Гурц, отец клана! Клянусь первым почкованием Омало, я вырву ему…

– Да, сделай это, но ведь он тоже преподал тебе урок, не так ли, старший? – Реатур умолк, наблюдая, как Тернатовы глазные стебли то удлиняются, то сокращаются от удивления и замешательства.