|
Памятуя о письме Публия Рутилия Руфа насчет посещения Рима Баттаком и его прибли-женными в годину германской угрозы, Марий был склонен относиться к собеседнику не слиш-ком серьезно. Баттак тотчас подметил это. – Ты смеешься потому, что я кастрат? – спросил он. – Я не знал, что ты оскоплен! – разинул рот Марий. – Служитель Кубабы Кибелы не может сохранить признак мужественности, Гай Марий. Даже от ее возлюбленного Аттиса потребовалась та же жертва. – А я думал, что Аттис был оскоплен из-за его увлечения другой женщиной, – ответил Марий, чувствуя, что от него требуется ответ, но не желая углубляться в дискуссию об оскопле-нии, хотя жрец как будто именно таковой и желал. – Ничего подобного! Эта история – изобретение греков. Лишь у нас во Фригии культ со-храняется в первоначальной чистоте, именно благодаря этому мы поддерживаем общение с бо-гиней. Мы – ее верные почитатели, к нам она явилась из Карчемиша в незапамятные времена. Жрец спрятался от солнца под навесом великого храма, откуда сиял теперь золотом и дра-гоценностями, которыми была расшита его мантия. Потом они зашли в cella богини, чтобы Марий мог полюбоваться статуей. – Чистое золото – самодовольно сообщил Баттак. – Ты уверен? – спросил Марий, вспоминая рассказ проводника о том, как изготавливался олимпийский Зевс. – Совершенно уверен. Статуя в человеческий рост помещалась на высоком мраморном постаменте; богиня вос-седала на короткой скамеечке в окружении двух безгривых львов, которых она гладила по голо-вам. Ее собственная голова была увенчана высоким, напоминающим корону убором, сквозь тонкое платье была видна красивая грудь, вокруг талии обвивался поясок. Позади левого льва стояли двое малолетних пастушков: один играл на свирели, другой на большой лире. Справа, рядом с другим львом, стоял, опершись на пастушеский посох, спутник Кубабы Кибелы Аттис; голова его была покрыта фригийским колпаком, сдвинутым на бок; юноша был одет в тунику с длинными рукавами, крепко стянутую на шее, но выставляющую напоказ мускулистый живот; штанины состояли из двух половинок каждая и скреплялись спереди пуговицами. – Интересно, – промямлил Гай Марий, не находивший статую красивой, независимо от то-го, из чего она сделана. – Но ты не восхищен. – Дело, наверное, в том, archigallos, что я римлянин, а не фригиец. – Отвернувшись, Марий прошествовал по cella обратно к высоким бронзовым вратам. – Почему эта азиатская богиня так озаботилась судьбой Рима? – задал он вопрос. – Она озабочена этим уже давно, Гай Марий. В противном случае она никогда не согласи-лась бы отдать Риму свой священный камень. – Знаю, знаю! Однако мой вопрос пока остается без ответа, – проворчал Марий, с трудом удерживаясь, чтобы не вспылить. – Кубаба Кибела не объясняет причин своих поступков даже своим жрецам, – отвечал Бат-так, снова превратившись в ослепительный факел, так как переместился на ступени, залитые солнцем. Там он присел, похлопав по мраморной ступеньке рукой в знак приглашения. – Однако можно высказать предположение, что, по ее разумению, Рим будет наращивать свое могущество по всему миру, и наступит день, когда он овладеет Пессинунтом. Вы в Риме уже более столетия почитаете ее как Великую мать. Из всех ее храмов ваш – ее излюбленный. Святилища в афинском Пирее и в Пергаме, как кажется, далеко не так ей дороги. Думаю, она просто-напросто любит Рим. – Очень любезно с ее стороны! – в сердцах бросил Марий. Баттак прикрыл глаза. Вздохнув и поведя плечами, он указал на стену и на плиту, закры-вающую круглый колодец. – А ты сам хотел бы попросить о чем-нибудь богиню? Марий отрицательно покрутил го-ловой. – Рявкнуть что-нибудь вниз и ждать, пока тебе ответит чей-то голос? Нет. |
