Там не было больше ни дома, ни пивного завода и никаких строений, осталась только одна стена, окружавшая старый сад. Расчищенное место было обнесено грубой изгородью, и, заглянув через нее, я увидел, что старинный плющ снова пустил ростки и зеленел на развалинах. Калитка была раскрыта настежь, и я вошел во двор.

Холодный серебристый туман окутывал землю, и луна еще не взошла, чтобы его разсеять. Но звезды сверкали сквозь туман, луна всходила, и вечер не был темный. Я мог осмотреть все части стараго дома: где была пивоварня, где ворота, и где стояли бочки.

Я обошел все это и заглянул в запущенную аллею сада, как вдруг увидел в ней одинокую женщину.

Она заметила меня, когда я тронулся с места. Она шла мне навстречу, но остановилась.

Подходя ближе, я увидел, что она хотела повернуть обратно, но потом остановилась и дождалась меня. Она выразила величайшее удивление и произнесла мое имя, а я закричал:

— Эстелла!

— Я очень переменилась. Я удивляюсь, что вы меня узнали.

Свежесть красоты ея действительно пропала, но невыразимая прелесть лица осталась; Я знал и прежде, как она хороша, но чего я никогда не видал раньше — это грустнаго, мягкаго выражения некогда гордых глаз; чего я никогда не испытал прежде — это дружескаго пожатия некогда безчувственной руки.

Мы уселись на ближайшей скамейке, и я сказал:

— После стольких лет разлуки, не странно ли, что мы встретились снова, Эстелла, на том самом месте, где происходило наше первое свидание? Вы часто здесь бываете?

— Я с тех пор ни разу здесь не была.

— И я также.

Луна всходила, и я подумал о кротком взгляде того человека в темнице, котораго уже нет в живых. Луна всходила, и я подумал о том, как он пожал мне руку, когда я проговорил те последния слова, какия он слышал на земле.

Эстелла первая прервала молчание.

— Я давно желала вернуться сюда, но не могла исполнить своего желания. Бедное, бедное, старое пепелище!

Серебристый туман озарился первыми лучами луннаго света, и те же лучи озарили слезы, катившияся из ея глаз. Не подозревая, что я их вижу, и сдерживая себя, насколько могла, она тихо сказала:

— Вас не удивляет, что это место пришло в такое запустение?

— Да, Эстелла.

— Место принадлежит мне. Это единственное имущество, котораго я не уступила. Все остальное было мало-по-малу отдано мною, но это я удержала. Согласная на все, я не согласилась разстаться с ним в эти злополучные годы.

— Вы будете строить здесь дом?

— Да, наконец. Я пришла сюда, чтобы проститься с ним, пока оно не переменится. А вы, — спросила она с участием, — вы все еще живете за границей?

— Все еще.

— И дела ваши идут хорошо?

— Я много работаю и получаю достаточное вознаграждение… Да, мои дела идут хорошо.

— Я часто думала о вас, — сказала Эстелла.

— Неужели?

— В последнее время очень часто. Были тяжелыя времена, когда я гнала от себя воспоминание о том, что я отвергла, когда совсем не понимала своего потеряннаго счастья. Но с тех пор, как долг не запрещает мне лелеять это воспоминание, я уделила ему место в моем сердце.

— Вы всегда сохраняли ваше место в моем сердце,- отвечал я.

И мы опять помолчали, пока она не заговорила:

— Я никогда не думала, — сказала Эстелла, — что я прощусь и с вами, прощаясь с этим местом. Я очень этому рада.

— Рады снова разстаться со мною, Эстелла? Для меня разлука тягостна.