Ужин был превосходный; на столе красовались четыре фантастические пирамиды из ячменного сахара, которые, конечно, были бы прелестны, еслиб только не растаяли при самом начале ужина; тут была и водяная мельница - произведение искусного кондитера, которой недостаток состоял в том, что вместо того, чтоб держать воду в колесе, она выпустила ее на скатерть. - Тут была и дичь, языки, пирожное, варенья, салат из морских раков, говядина особого приготовления и вообще все, что вам угодно; Киттербел хлопотал о чистых тарелках - и между тем тарелки не являлись; джентльмены, которым нужны были тарелки, объявили, что обойдутся и без них; мистрисс Киттербел выхваляла их самоотвержение; соседний зеленщик сильно суетился и начал уже думать, что семь с половиной шиллингов достанутся ему не даром; молодые лэди кушали очень мало, опасаясь потерять романтичное достоинство; замужния же лэди кушали очень много, и притом без всяких опасений; вина было выпито вдоволь, и каждый из гостей наговорился и насмеялся еще больше.

- Тише! тише! сказал мистер Киттербел, вставая и принимая весьма серьезный вид. - Душа моя (эти слова относилась к его жене, на противоположном от него конце стола), позаботься пожалуста о мистрисс Максвел, о своей мама и прочих замужних лэди; а вы, джентльмены, я уверен, постараетесь убедить молодых дам наполнить их рюмки.

- Лэди и джентльмены! сказал Домпс, самым гробовым голосом и плачевным тоном, и встал с места своего, как призрак в Дон-Жуане: - не угодно ли вам наполнить свои рюмки? Я желаю предложить заздравный тост.

Наступила мертвая тишина; рюмки были наполнены; гости приняли серьёзный вид.

- Лэди и джентльмены! противным голосом продолжал зловещий Домпс.- Я....

В эту минуту мистер Дантон издал, в подражание французскому горну, две самые высокие ноты. Нервический оратор задрожал; гоcти покатились со смеху.

- Порядок! тишина! вскричал мистер Киттербел, стараясь подавить свой смех.

- Тишина! молчание! повторили джентльмены.

- Дантон, успокойся, сказал задушевный его друг.

- Лэди и джентльмены! снова начал Домпс, не потеряв присутствия духа, потому что красноречием своим он славился: - вследствие принятого обыкновения при подобных случаях, я, как один из восприемников мастера Фридерика-Чарльза-Вильяма Киттербела (при этом голос оратора немного изменился; он вспомнил о серебряном молочнике), осмеливаюсь предложить тост. Едва ли нужно говорить, что этот тост заключает в себе выражение нашего желания о здравии благоденствии молодого джентльмена, событие юной жизни которого мы собрались сюда ознаменовать. (Общий ропот одобрения.) Леди и джентльмены! согласитесь со мной, невозможно предположить, чтобы добрые хозяева этого дома, в отношении к которым мы считаем себя искренними доброжелателями, могли провести эту жизнь без некоторых испытаний, без всяких страданий, без жестоких горестей и тяжелых потерь.... (Здесь лукавый Домпс остановился и медленно вытащил из кармана белый носовой платок; примеру его последовали многия лэди.) Да пощадят их всякого рода испытания!- вот искренняя молитва моя за них, вот сердечное мое желание! (Слышно было, что бабушка новорожденного уже рыдала). Я надеюсь, готов даже сказать: я уверен, леди и джентльмены, что младенец, крестины которого мы собрались сюда ознаменовать, не будет похищен из объятий своих родителей преждевременной смертью (несколько батистовых платков пущены в дело); что его юный и, по видимому, цветущий здоровьем наружный над не завянет под влиянием томительных недугов. (При этом Домпс окинул общество capдоническим взглядом, - потому что многия замужния лэди были уже сильно растроганы.) Я уверен, вы единодушно согласитесь с следующим моим желанием: да живет юный странник этой жизни в утешение и благословение своим родителям.