— Я придумаю, как спасти нашего мальчика, обещаю. Но сейчас возвращаться нельзя. Летиция не отвечала.

Аспер вступил в здание редакции «Акты диурны» как завоеватель. Репортеры и секретари разбегались при его появлении, будто ожидали погрома и насилия. Аспер в сопровождении исполнителей первым делом заглянул в таблин главного редактора. Главный поднялся из-за стола при виде Аспера.

— Мы поддерживали Бенита. Мы с самого начала были за его избрание, — поспешно заявил главный.

— Даю три часа на сбор вещей, — сказал Аспер. — И чтоб больше тебя никто здесь не видел.

— Но как же… — начал было редактор.

— Теперь главным будет Гней Галликан. Это первое решение диктатора Бенита.

— Но «Акта диурна» не принадлежит императору, — попытался протестовать главный.

— Разумеется. Но тридцать процентов акций скупил банк Пизона. А еще двадцать пять находятся в личной собственности императора. Так что все решает Бенит.

Глава 23

Июньские игры 1976 года (продолжение)

«Вчера большинством голосов сенат утвердил Бенита Пизона диктатором».

«Акта диурна», 16-й день до Календ июля [63]

— Ты отказываешься возвращаться в Рим, Августа? — посол Империи в Готии был сама предупредительность: он встретил Августу в вестибуле и провел в свой таблин — слишком тесный для посла Великого Рима. Но что поделать — все помещения в Танаисе тесны. — Но это невозможно. Есть же протокол.

— Я уже созвала пресс-конференцию. И делаю заявление: пока диктатором будет оставаться Бенит, в Рим я не вернусь.

— У тебя есть веские причины? — Послу решение Августы не нравилось. Очень. Да все ему не нравилось — и вести из Рима, и вести с севера, и вести с востока. Из Танаиса сейчас лучше всего уехать. А глупая девчонка зачем-то тянет время. Впрочем, ясно зачем.

— Бенит — подонок. А подонки не должны решать чужие судьбы. — Послу показалось, что она намеренно провоцирует его на дерзкий ответ. Но послу не полагается отвечать матери императора дерзко.

— Августа, хочу напомнить, что сенат избрал Бенита диктатором и…

— Уж не хочешь ли ты меня обвинить в оскорблении его диктаторского достоинства? — Она прошлась по таблину, остановилась у окна. Она явно нервничала. И играла какую-то роль. Посол надеялся разгадать к концу разговора, какую именно. На Летиции была белая стола без вышивки и украшений. И ни одной золотинки в волосах, ни одного кольца на руке. Даже сандалии, и те из некрашеной кожи. Строгий траур. Хотя срок траура уже несколько дней как вышел. А между тем послу доподлинно известно, что в покоях Летиции обретается какой-то парень и делит с нею постель. Наглец даже не выходит из комнат Августы. А еще говорили, что она любила покойного Цезаря! И не удержался, чтобы не уколоть:

— Почему ты носишь траур, Августа? Год уже миновал. Носить траур дольше года неприлично.

— Я ношу траур по Риму. После избрания Бенита вчера многие надели траур, не так ли?

Да, посол слышал про выходку сенатора Флакка и прочих оптиматов. Но предпочитал об этом не распространяться.

— Надеюсь, ты собираешься жить не в Альбионе? Альбион сейчас настроен по отношению к Риму чрезвычайно негативно.

— Нет, могу тебя заверить, я отправлюсь не в Альбион. В ближайшие дни моя личная яхта «Психея» придет в Танаис, и тогда я покину Готию.

— Тебя ждет крейсер «Божественный Юлий Цезарь».

— Нет, доминус, я же сказала — в Рим я не вернусь.