— И вы долгое время смотрели, как издеваются над Цезарем, и молчали?

— Долгое время? Да нет, все кончилось быстро. Мы закрыли глаза. Никто на самом деле этого не видел. Тех, кто видел, мы убили. Всех. Квинт — Малека. Мы — остальных.

— Цезаря били?

— Два или три раза ударили плетью. Я видел следы на коже… потом.

— Он кричал, звал вас на помощь?

— Нет, нет, — перебил Камилл. — Он не звал. Он просто крикнул один раз. Так, сквозь зубы, а потом нет, не кричал.

Камиллу выпил чашу залпом. Он совсем захмелел. Ведь дети хмелеют быстро. А он сейчас был как ребенок. Он говорил и говорил. Макрин не перебивал его. Лишь успокаивающе похлопывал по плечу. Да безмолвный его помощник подливал вино в чашу.

— Неужели будет официальное расследование? — жалобно спросил Камилл. — Это невыносимо. Император не может такое допустить.

— Нет, нет, вас не в чем упрекнуть! — запротестовал Макрин. — В этом эпизоде. Но тот другой случай? Вот тут я не так уверен… — Он замолчал и выразительно посмотрел на Камилла.

Бил наугад. Вдруг получится?

— Какой другой случай? — недоуменна пробормотал Камилл заплетающимся языком, — Другого случая не было…

— Ну тот, когда… — Макрин замолчал, ожидая новых признаний.

— Ты о чем? Не было никакого другого.

— Ну я о том, когда…— Макрин срочно призвал на помощь писательское воображение. — Эта драка…

— Ты о драке Неофрона с Квинтом? Так то из-за бабы. Разве такое подлежит какому-нибудь расследованию?

— Нет, разумеется, нет, — поспешно сказал Макрин.

После допроса Камилла отпустили. Домой, к маме. Он шел шатаясь, оступаясь, порой держась за стены.

— Мы должны были умереть… Мы должны были умереть.

Он распахнул дверь своего домика с пьяным возгласом:

— Пусть этот мир рухнет в Тартар! Я не пожалею. Ни минуты не пожалею. — И залился пьяными слезами. Только теперь он вспомнил, что давал клятву никому не рассказывать о позоре Цезаря. И как это Макрин вытянул из него тайну?

Вечером Крул, развалясь на ложе, опять что-то жевал. Иногда Бениту казалось, что старик и не уходит из триклиния. Так и спит здесь, просыпается, ест и опять засыпает.

— Ну как? Получилось? — поинтересовался старик, когда появился Бенит.

— Я узнал такое!..

— Знаю, знаю, — махнул рукой Крул и отрезал кусок ветчины. — Скушай, внучек. Ветчина изумительная. Но все это мелочь. Ерунда. Подумаешь, прошел под «ярмом».

— Это значит, что Элий — бывший раб. И его дети, если таковые родятся, получат статус матери, а не отца. Понимаешь? Никто из его детей, кроме Постума, не имеет права быть императором.

— А… Ну, к воронам Элия и его детей. Надо вот что сделать. Надо, чтобы просочилось в прессу, что в плену Элия избили плетями, а потом изнасиловали.

— Что за фантазия, дедуля? Тебе захотелось союза Венеры с какой-нибудь телкой?

— При чем тут я. На самом деле Элия оттрахали и избили. Оттрахали так, что он не мог ходить. Это всем ясно. Только все об этом стыдливо молчат.

— Кто тебе такое рассказал?

— Никто не рассказывал. Я и так знаю.

— Знаешь, дед, твои откровения никто из репортеров не посмеет озвучить или поместить в вестнике.

— Заплати сто тысяч — напишут и озвучат, вот увидишь.

— Нет, не напишут.

— Может, за сотню и не напишут.