Потом он поворачивается к нам спиной и размеренными движениями опытного пловца удаляется в море.
С синеющего водного простора мой взгляд перемещается на золотистую полоску песка, точнее, в тот его сектор, где возлежит Грейс. Если бы два дня назад кто-нибудь сказал мне, что эта стройная, безупречно изваянная фигурка принадлежит Грейс, я бы счел его ненормальным. Только никакой тут ошибки нет: лежащая на голубом халате грациозная красотка – не кто иной, как мужественная секретарша Уильяма Сеймура, автора книги «Миф и информация». Интересно, осмелится ли этот автор утверждать, что лежащее передо мной существо – тоже миф.
Грейс ощущает на себе мой изучающий взгляд, но, вместо того чтобы смутиться, прозаично бросает мне:
– Садитесь же, чего торчите!
Она уступает мне часть своего халата.
– Вы вчера не обедали с нами. Вас что, не пригласили?– – спрашиваю, лишь бы не молчать.
– Пригласили, только так, чтобы я не пришла.
И оттого, что признание совпадает с моим предположением, оно звучит неожиданно.
– Вам меня недоставало?– – в свою очередь любопытствует Грейс.
– Очень.
– В том смысле, что мое присутствие спасло бы вас от неприятного разговора?
С этой женщиной надо быть поосторожней. Как говорит Сеймур, она так легко угадывает ваши мысли, что это становится опасным.
– Вы переоцениваете мой практицизм,– – пробую я возразить.– – И недооцениваете себя.
Я снова перевожу взгляд на гармоничные формы, находящиеся в непосредственном соседстве.
– Вы слишком бесцеремонно меня изучаете,– – безучастно роняет женщина.
– Чисто научный интерес.
– Если я не ошибаюсь, вы занимаетесь социологией, а не анатомией.
– Понимаете, есть социологи, которые считают, что структура общества соответствует структуре человеческого организма.
– Да, имеется в виду органическая школа.
Она смотрит на меня своими сине-зелеными глазами и спрашивает:
– Майкл, вы действительно социолог?
– А кто же я, черт возьми, по-вашему? Разве шеф ваш не социолог?
– Именно это меня интересует: вы такой же социолог, как он?
– Нет, я не такой. Я отношусь к другой школе.
– Да, верно: к органической… Так, выходит, меня вам вчера недоставало?
– Очень.
– Вопреки тому, что любовь для вас феномен?
– Любовь?.. Оставьте в покое громкие слова. Пускай ими пользуются литераторы.
– Тогда какое же слово употребите вы?
– Влечение… Симпатия… Даже, может быть, дружба… Откуда мне знать? В стилистике я не силен.
– Симпатия… Дружба… Неужто, по-вашему, дружба – это нечто меньшее, чем любовь?
– Как вам сказать. Во всяком случае, это нечто иное. Любовь – это как бы инфекционное заболевание, стихийное бедствие, нечто такое, что обрушивается на вас неожиданно, в чем нет ни вины вашей, ни заслуги. А дружба – это сознательное отношение…
– Рациональная сделка между двумя индивидами,– – формулирует Грейс.
– Отнюдь. Там, где есть сделка, дружбы не существует. А там, где дружба, не обойтись без чувств. Но имеются в виду осознанные чувства, не эмоциональное опьянение.
– Ага! Выходит, я должна быть польщена?
– Боюсь, что вы немного забегаете вперед.
– Ваша резкость делает вас поразительно похожим на Сеймура. О какой же дружбе идет речь?
– Дружба делится на разные виды, Грейс. |