К ним станут (как всегда могли)

         Слетаться ангелы. – А мы

         Увидим этот рай земли,

         Окованы над бездной тьмы.

         Укоры зависти, тоска

         И вечность с целию одной:

         Вот казнь за целые века

         Злодейств, кипевших под луной.

Ночь. III

         Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной,

         Жужжа, в долине пролетит порой;

         Из-под травы блистает червячок,

         От наших дум, от наших бурь далек.

         Высоких лип стал пасмурней навес,

         Когда луна взошла среди небес…

         Нет, в первый раз прелестна так она!

         Он здесь. Стоит. Как мрамор, у окна.

         Тень от него чернеет по стене.

         Недвижный взор поднят, но не к луне;

         Он полон всем, чем только яд страстей

         Ужасен был и мил сердцам людей.

         Свеча горит, забыта на столе,

         И блеск ее с лучом луны в стекле

         Мешается, играет, как любви

         Огонь живой с презрением в крови!

         Кто ж он? кто ж он, сей нарушитель сна?

         Чем эта грудь мятежная полна?

         О, если б вы умели угадать

         В его очах, что хочет он скрывать!

         О, если б мог единый бедный друг

         Хотя смягчить души его недуг!

Элегия

         Дробись, дробись, волна ночная,

         И пеной орошай брега в туманной мгле.

         Я здесь, стою близ моря на скале;

         Стою, задумчивость питая.

         Один, покинув свет, и чуждый для людей,

         И никому тоски поверить не желая.

         Вблизи меня палатки рыбарей;

         Меж них блестит огонь гостеприимный;

         Семья беспечная сидит вкруг огонька

         И, внемля повесть старика,

         Себе готовит ужин дымный!

         Но я далек от счастья их душой,

         Я помню блеск обманчивой столицы,

         Веселий пагубных невозвратимый рой.