|
Ламбеллюш не отходил от него, сидел, склонившись над его головой. – Эпилепсия! ребята! – неожиданно прыскает он со смеху, – эпилепсия! Так и есть! Он его кусает! Действительно, это так и было, он его кусал! и довольно сильно… его зубы так сильно вонзились в язык, что он уже был похож на фарш! кровь текла ручьем… Нужно было ему его вытащить. Это было нелегкое дело… Время шло. Ранкотта утомила вся эта неразбериха, эта болтовня, эта эпилепсия… – Блин! Живо шевелитесь! Мейо! Вон отсюда! Сейчас разберемся! «Маргаритка»! «Нарцисс»! Мне наплевать! Вы меня слышите, чихать я на это хотел! Блин! Надоело! Достаточ-но! Если он выстрелит, сами будете виноваты! Убирайтесь! И поживее! Ну! Вперед! Быстро! На пороховые! Одна нога здесь, другая там! Я не хочу вас больше слышать! Блин! Я не хочу вас больше видеть! Смените вашего часового! Дерьмо собачье! Если он вас укокошит, вот тогда вы поймете как следует! Что вам тогда будет с вашего «Нарцисса»! Вашей «Маргаритки»! Сестрен-ки вашей! Проваливайте! Поворачивайтесь! Я не желаю больше ждать! Посмотрим, какая у вас память! После вашей дурацкой гибели! Мейо уже устремился вперед, но унтер внезапно остановил его. – Стой! Стой! Стой! Вы будете проходить мимо лазарета! на обратном пути! Если живы останетесь! Пусть они придут и заберут отсюда этого беднягу дневального! С носилками! Ясно? Ваше чудо эпилепсии! Вот уж поперло, так поперло! Я в восторге! Пароль! Дневальный! Пьян-чуги! Все у меня! Все для меня! Летите, мой милый! Пулей! Удачи! Счастливого пути! Ле Мейо в нерешительности. Он уже не торопится уходить. – Живей! Вы сами этого хотели. Быстро! Шевелитесь! Бегом! В конце концов он решился, нам было слышно, как Мейо, уже где-то там, вдалеке, мчится, несется вдоль конюшен, в сопровождении двух человек, рубак с палашами на боку, как их пала-ши со стуком задевают стены. Наша дверь осталась открытой, Ранкотт хотел, чтобы холодный воздух проник в помеще-ние. – Свежий воздух полезен для больных! – Он повторял это, весьма довольный собой. – Вода ему не нравится! Пусть подышит воздухом! Он склонился над дневальным. – Ты, дикарь! Бездельник! Если ты у меня не придешь в себя! свинья неблагодарная! я тебя кровью блевать заставлю! Ты у меня ею всю жизнь будешь блевать! Ишь, ловкач! – Это было вежливое предупреждение. – Ну, я жду! В караулке все начали приводить себя в чувство Сильнейшими оплеухами. Наступало вре-мя, когда нужно было взбодриться, прогнать сон. Мое пальто было мокрым насквозь от дождя и навозной жижи, ткань так села, что оно уже не застегивалось. Ранкотт снова поднимает шум, он не может устоять на одном месте, снова мечет громы и молнии, смотрит на часы, от этого у него глаза лезут на лоб. – Побудка! Черт побери! Побудка! Сигнальщик! Дудка проклятая! Сигнальщик бросается вперед, выбегает из караулки, унтер следует за ним чуть поодаль. – Я хочу, чтобы это разогнало тучи, слышишь меня, Бинью! Я хочу, чтобы его было слыш-но за всеми деревьями! Я хочу, чтобы от него ломались ветки! Я хочу, чтобы тебя было слышно на полигоне! Я хочу, чтобы это разбудило президента в Рамбуйе! Но если ты у меня издашь хоть одну фальшивую ноту! Тебе небо с овчинку покажется! Ты у меня получишь свою увольнитель-ную! Свое чертово пойло! Свои погоны! Ты у меня все маневры в кузнице проведешь! Пеший! Ты у меня там сгоришь, в этом горне! Я сказал! сгоришь от жажды, пеший! Если издашь хоть один фальшивый звук! Начинай! Перво-наперво! Труби сбор! Все на выход! Сбор! Ко мне! На Ламбеллюша! Равняйсь! По четыре рас-счи-тайсь! Все ринулись к Ламбеллюшу, уже стоящему навытяжку под дождем. – Первый! Второй! Третий! Четвертый! Ранкотт замешкался из-за своего ремня, ему никак не удавалось его застегнуть, палаш бил его по ногам. |
