Излишек воды, в конце концов, пробил себе русло, изгибающееся в том месте, где залегала бура, поросшая травой и кустарником. Берега речушки окаймляли густые заросли рогоза.
Эдвард и Стелла пересекли русло и направились в глубь пустыни. Через некоторое время они выехали к откосу, спускающемуся к залежам буры. Животных приходилось подстёгивать. Эдвард и Стелла ехали в тени лощины, порошсей шалфеем. Они смотрели друг на друга и улыбались, не произнося ни слова.
Лощина перешла в широкую равнину, а шалфей сменился желтоватой травой. Cлева тянулась узкоколейка, её рельсы рыжели на насыпи из пепла и грунта. В неподвижном небе пели птицы, метровая змея проскользнула в кустах.
– Хорошо! – сказала Стелла, натягивая поводья и поворачиваясь к Эдварду. – Я чувствую себя исцелённой. А ты?
Эдвард кивнул.
– Прогулка пошла на пользу.
Она подъехала ближе к нему и погладила Стар.
– Я провела здесь всю жизнь за исключением нескольких лет, когда училась и путешествовала. Европа. Африка. «Корпус мира». Моя мать, сестра и я – мы так старались, чтобы город остался прежним после смерти отца. Эта цель вошла в мою плоть и кровь. Иногда я с трудом выдерживаю груз ответственности, ты и не поверишь. Я знаю – город так мал… Но я отвечаю за него. Маму это не слишком волнует.
– Она чудесная женщина.
Стелла склонила голову к плечу и печально посмотрела вниз.
– Помнишь, я говорила, что придерживаюсь радикальных взглядов. Моя сестра – вот кто настоящий радикал. Она убежала на Кубу. Среди её книг полные собрания сочинений Маркса и Ленина. Сестра любит Шошоне не меньше, чем я, но всё же она покинула нас. Мы предполагаем, что сейчас она в Анголе. Господи, ничего себе местечко выбрала! А я – я такой же капиталист, как и все остальные.
– Твоя мать, наверно, переживает.
– За кого? За меня или за сестру? – Стелла улыбнулась.
– Думаю, за твою сестру. Скорее всего, за вас обеих.
– Расскажи о своей семье.
– Рассказывать нечего. Отец бросил нас больше двадцати лет назад, а мать живёт в Остине. Мы редко видимся с ней.
– У тебя есть товарищи в университете?
– Не уверен, что останусь там работать.
– А планы?
Эдвард отогнал от себя жужжащего овода и долго смотрел ему вслед, пока тот летел над холмом.
– Не понимаю, зачем строить планы.
– Мама и я – мы хотим продать права на разработку минеральных источников. Мы собираемся взять ссуду, отремонтировать систему городской канализации, так что лишние средства нам не помешают. Будь у нас деньги, мы бы сохранили город таким, как он есть, даже если туристы переметнутся в Текопу.
– Большой курорт.
Она кивнула.
– Что за несчастье для всех нас! Текопа когда‑то была скопищем жалких лачуг на горячих источниках. Трущобы. Теперь это шикарное место. Вот как бывает в пустыне.
– Здесь очень красиво. У Шошоне большое будущее.
– Да, но кого это обрадует? – Она в сомнении покачала головой. – Я бы хотела, чтобы он всегда оставался таким же, как в пору моего детства. Конечно, я понимаю, что это нереально… Когда был жив отец, казалось, город никогда не изменится. Я всегда могла вернуться сюда. – Стелла посмотрела на холм, покрытый лавовым пеплом. – Короче, нам нужен геолог. В Шошоне. Чтобы решить проблему источников.
– Было бы неплохо.
– Ты подумаешь?
– Уверен, что туристический бизнес принесёт вам доход уже в ближайшие месяцы.
Стелла состроила гримаску.
– К нам стекаются чудаки. Или свихнувшиеся на религиозной почве. Эти рвутся к пепловому конусу. |