Лет десять назад он справился бы со всем этим на бегу.
– Ну, полно, полно. Записываю: завтра у тебя утреннее выступление по этому каналу.
– Да, завтра утром. Как будто невозможно пустить запись…
– Не говори глупостей, – строго заметила Шелли, но Тревор вряд ли нуждался в её увещеваниях.
В журналистской среде Хикс считался самым учтивым и эрудированным собеседником. Некоторая небрежность в одежде, не выходящая, впрочем, за границы избранного им стиля, и неординарное мышление создавали притягательный образ: он походил и на Альберта Эйнштейна, и на пожилого Бертрана Рассела. Реплики Тревора, обычно полностью соответствовавшие принципам технократии и казавшиеся неоспоримыми, как правило, хорошо подходили для коротких сообщений в программах новостей. Он открыл британскую главу в истории Общества Троянцев, занимавшегося изучением космических исследований и идеями строительства гигантских станций‑спутников. Член Британского Межпланетного Общества, автор двадцати трёх кнги (последняя, повествующая о первых контактах с внеземными цивилизациями, называлась «Звёздный Дом»), к тому же, наиболее последовательный представитель так называемого «гражданского сектора» среди сторонников активного освоения космоса – вот далеко не полный перечень его достижений. Короче говоря, хотя Хикс и не стал любимцем домохозяек, но всё же мог считаться одним из самых известных научных журналистов мира. Несмотря на двенадцать лет жизни в Соединённых Штатах, он не избавился от британского акцента. Вот так и сложилось, что Хикс был словно создан для радио и телевидения. Конечно же, Шелли воспользовалась необыкновенными качествами Тревора и организовала «налёт» на семнадцать городов – четырехнедельное турне с выступлениями.
Итак, Тревор вихрем носился по стране. Вот и очередная остановка – Сан‑Диего. Он не бывал здесь с 1954 года, когда освещал испытательный полёт первого реактивного гидросамолёта‑истребителя «Морская Молния» в заливе Сан‑Диего. С тех пор город сильно изменился, перестав быть ночлежкой для моряков. Тревор проживал в новом шикарном отеле «Интерконтиненталь» возле причала, и из окон его комнаты на десятом этаже открывалась панорама залива.
В те далёкие дни он, репортёр агентства «Рейтер», все свободное время посвящал рассказам на научные темы. Однако, в начале пятидесятых мир, казалось, погрузился в глубокий беспокойный сон. Лишь некоторые из его эссе привлекли внимание. Наука ассоциировалась с водородной бомбой. Разговоры о политике не требовали особого напряжения ума и приятно возбуждали. Потом Тревор улетел в Москву. Он планировал сделать несколько репортажей о конференции по сельскому хозяйству для будущей книги о русском учёном Лысенко и его возвеличивании сталинской идеологией. Дело происходило в конце сентября.
Конференция растянулась на пять мучительно скучных дней и не принесла ни пищи для работы над книгой, ни материалов, которыми он хоть как‑то мог обосновать для «Рейтер» пребывание в советской столице. В последний день конференции пришло сообщение о запуске в космос восьмидесятичетырехфунтового металлического шара – Первого искусственного спутника Земли. Это событие спасло карьеру Тревора Хикса. Спутник выдвинул науку на первый план. Тревор неожиданно нашёл своего конька – космос. Он отказался от книги о Лысенко и без оглядки ринулся вперёд.
В 1965 году Хикс сбросил с плеч долой – трудно подобрать более подходящие слова – жену и с тех пор успел встретиться и расстаться с тремя женщинами. В конце концов он стал убеждённым холостяком, хотя и симпатизировал одной журналистке из «Нэшнл Джиогрефик», с которой познакомился в прошлом году в Пасадене. Та не отвечала ему взаимностью.
Профессиональная журналистская память, хранившая сведения о множестве событий, начинала сдавать. Тревор Хикс старел. |