– У него рак. Лейкемия. Он работает вместе со мной… над одной проблемой, но, может статься, так и не узнает, в чём её суть.

– Матерь Божья! – промолвила Франсин и положила ладонь на грудь Артура. – Он лечится?

– Да. Но не верит, что от этого будет толк.

– Ещё бы пять лет… Говорят, что через пять лет мы избавимся от этой болезни‑убийцы.

– У него нет пяти лет. Возможно, у него нет и года.

Франсин придвинулась к мужу, и они некоторое время лежали молча.

– Что ты чувствуешь?

– По поводу Харри? Я чувствую, как будто… – Он нахмурился и на мгновение задумался. – Не знаю.

– Как будто тебя предали, да? – мягко спросила жена.

– Нет. Мы не зависели друг от друга. Харри ничем мне не обязан, а я ему – только дружбой и…

– Присутствием…

– Да. А теперь он собирается покинуть меня.

– Но ты не можешь знать.

– Он знает. Хорошо бы тебе повидать его.

– Он плохо выглядит?

– Нет, в настоящий момент очень хорошо. – Артур попытался представить себе человеческое тело, превратившееся в поле боя: рак, беспрепятственно расползающийся по кровеносным сосудам от пальцев ног до макушки; биологическое сумасбродство, самоубийство, предопределённое генетическим кодом и совершаемое с помощью безмозглых безжизненных сгустков протеина и нуклеиновой кислоты. Неожиданно в Артуре поднялась ненависть к этим мельтешащим микроскопическим частичкам. Почему Господь не снабдил человека вечным двигателем – так, чтобы тот мог преодолевать жизненные невзгоды, не опасаясь, по крайней мере, за своё тело?

– Чем вы занимались? – спросила Франсин.

– У нас было целых два дня. Мы увидимся завтра – и больше я ничего не могу сказать.

– Ты уезжаешь на неделю? На две?

– Я позвоню, если задержусь.

– Звучит так, словно речь идёт о великом событии.

– Я признаюсь тебе в одном, – сказал он, обуреваемый жаждой открыть жене все, сообщить невероятное известие человеку, которого он любит больше всех на свете. (Или он любит Франсин меньше, чем Харри Файнмана? Две разных любви. Два разных пристанища).

– Смотри, держи рот на замке, – с улыбкой предупредила жена.

– На замке или просто на задвижке – всё равно не проболтаюсь. Знаешь, если бы не Харри, я бы считал себя самым счастливым человеком на свете.

– Боже! – воскликнула Франсин. – Должно быть, случилось что‑то грандиозное.

Он вытер глаза уголком фланелевой простыни.

– Это так.

Эдвард Шоу, помешивая ложкой кофе, смотрел на опечатанную дверь своей палаты – туда, где на уровне головы находилось окно. Минувшей ночью он крепко спал. Кругом было тихо, как в пустыне. Чистые белые стены и мебель наподобие гостиничной придавали жилищу уют. Эдвард мог читать книги и смотреть любую передачу – двести каналов, как сообщил наблюдатель, показывая на телевизор, стоящий в углу палаты.

По внутренней связи он мог переговариваться с Реслоу, Минелли или со Стеллой Морган – черноволосой женщиной, разрешившей им воспользоваться телефоном магазина в Шошоне семь дней назад. В других палатах, по словам Минелли, находились четверо военных, которые приехали по звонку и увидели находку геологов. Все они оказались под долгосрочным наблюдением врачей. Вполне возможно, что придётся провести в кутузке год или больше, в зависимости от… От чего – Эдвард и сам не знал. Следовало предвидеть, что таинственное существо принесёт им массу неприятностей. Угроза болезни внеземного происхождения казалась тем более реальной, что некоторые результаты тщательных двухдневных медицинских исследований насторожили врачей.