|
.. просто в память о старых временах. Он позвонил официанту. — О старых временах, — повторил Кьюбит. — Присаживайся, — предложил Крэб, хозяйским жестом указывая на позолоченные стулья. Оживившийся Кьюбит присел. Стулья были маленькие и жесткие. Он заметил, что официант наблюдает за ними, и покраснел. — Ты что будешь пить? — спросил он. — Рюмку хереса, — ответил Крэб, — сухого. — Мне виски и немного соды, — заказал Кьюбит. Он молча сидел, ожидая свое виски, зажав руки между коленями, опустив голову. Украдкой он осматривался вокруг. Так вот куда Пинки приходил повидаться с Коллеони... У него-то выдержки хоть отбавляй! — Здесь живешь с комфортом, — заметил Крэб. — Конечно, мистер Коллеони признает все только самое шикарное. — Он взял свою рюмку, глядя, как Кьюбит расплачивается. — Он любит жить широко. Ну, да ведь он и стоит не меньше, чем пятьдесят тысяч бумажек. Хочешь знать мое мнение? — продолжал Крэб, развалившись в кресле, попыхивая сигарой и наблюдая за Кьюбитом своими черными широко поставленными, наглыми глазами. — Он когда-нибудь займется политикой. Консерваторы очень высокого мнения о нем... у него есть связи. — Пинки... — начал было Кьюбит, но Крэб только рассмеялся. — Послушай моего совета, — сказал он, — развяжись ты с этой шайкой, пока еще не поздно. Никаких перспектив... — Он искоса посмотрел поверх головы Кьюбита и заметил: — Видишь вон того человека, что идет в мужской туалет? Это Мейс. Пивовар, стоит сто тысяч бумажек. — Я вот раздумывал, — пробормотал Кьюбит, — не захочет ли мистер Коллеони... — Вряд ли, — прервал его Крэб. — Сообрази-ка сам, ну какая от тебя польза мистеру Коллеони? Смирение Кьюбита уступило место сдерживаемому гневу. — Для Кайта я был достаточно хорош. Крэб захохотал. — Уж извини меня, — сказал он, — но Кайт... — Он стряхнул пепел на ковер и продолжал: — Послушай моего совета. Развяжись с ними. Мистер Коллеони собирается расчистить себе здесь место. Он ведь любит, чтобы все делалось как надо. Без насилия. Полиция очень доверяет мистеру Коллеони. — Он взглянул на свои часы. — Ох, мне пора. У меня деловое свидание на ипподроме. — Он покровительственно потрепал Кьюбита по плечу. — Вот что, — добавил он, — я замолвлю за тебя словечко... По старой дружбе. Толку-то никакого не будет, но я все-таки поговорю. Поклон от меня Пинки и ребятам. Крэб удалился, оставив за собой запах помады и гаванской сигары и отвесив в дверях легкий поклон даме и старику с моноклем на черной ленте. — Кто это, черт возьми?.. — проговорил старик. Кьюбит осушил свой стакан и тоже пошел прочь. Он опустил рыжую голову с чувством беспредельной подавленности; сознание незаслуженной обиды пробивалось сквозь винные пары — всегда кому-то приходится расплачиваться. Все, что он видел вокруг, разжигало пламя гнева в его груди. Он вышел в вестибюль... Вид мальчика-рассыльного с подносом привел его в ярость. Все тут следят за ним, ждут, когда он уберется, но ведь он имеет такое же право, как и Крэб, быть здесь. Он оглянулся и увидел женщину, с которой был знаком Крэб, — она в одиночестве сидела за столиком за стаканом портвейна. Женщина улыбнулась ему... «Вспоминаю твою дивную, пленительную красоту, твой ум...» Гнев его сменился сознанием беспредельной несправедливости. Он хотел поделиться с кем-нибудь, излить душу... Он рыгнул... «Я буду твоим слугой и рабом. |
