|
Поехал передохнуть домой, тут-то по пути и зацепила его Рыжая. Села она в машину без всякой задней мысли, но так как была аферисткой по призванию, то сразу раскусила, что шофёр — выжига и кулачок, а таких она дурила с особым удовольствием и сладострастием, потому что в ней просыпался азарт игрока, ставящего по-крупному. Ведь мало удовольствия объегорить какого-нибудь простофилю, а Пётр Васильевич показался ей заманчивой и перспективной фигурой, от которого можно получить не только деньги, но и удовольствие, глядя, как он с умным и всезнающим видом лезет в западню.
— Я и думать о ней забыл, а она является как-то около девяти вечера с девчонкой. В сумке кусок торта. Тары-бары, сели чай пить. Моя гусыня рот разинула, на неё смотрит. А та так и сыпет! Тому ковёр достала, тому шубу, тому квартиру. Зашёл разговор о машине. «Вы не думайте, — говорит, — Пётр Васильевич, я людям от доброго сердца помогаю, если и беру, то самую малость. Вот и вам могу полотенца махровые предложить. Добавляйте сверху рубль, и они ваши». Моя, конечно, в эти полотенца вцепилась. А я говорю: — Ну, а доказательства, что он твой дядя, где?.. Открыла Рыжая сумку, достаёт фотографию. Трое стариков в белых рубахах в обнимку. Слева Суслов, справа наш первый, Скочилов, царство ему небесное, а посредине старик. «Вот этот, посерёдке, мой отец. Сфотографировались три года назад, когда сюда Суслов приезжал. А вы мне не верили». Ушла она, а мы со своей задумались. Не врёт, наверно. Однако, кто знает? Может, аферистка?.. Подумали и решили не торопиться, повстречаться с отцом, деньги в руки ей не давать… Этот эпизод Пётр Васильевич излагал с максимальной достоверностью. Действительно, Рыжая побывала у него дома и выяснила главное: жена у её партнера оказалась робкой и забитой женщиной, а это была удача, потому что обычно женщины нутром чувствуют опасность дому. Объяснения требует появление фотографии. Сам Пётр Васильевич так и не узнал, откуда она появилась, потому что на суде этот факт тщательно обошли. А между тем фотография была козырной картой Рыжей, и с её помощью она облапошила не один десяток своих жертв.
Суслов действительно приезжал в область и побывал в родных местах. Село за семьдесят лет, с тех пор как он там родился, изменилось до неузнаваемости. Наши руководители, чтобы подфартить Суслову, построили там Дом культуры, всякие общественные здания, а посреди площади поставили его бюст, отлитый в бронзе и с двумя звёздами Героя. В селе знаменитость встречали со всей широтой. После речей и прочего словесного шума Суслов пошёл прогуляться по селу, дабы определить, где стоял дом, в котором он родился и провёл детство. И тут-то он попал в хорошо организованную засаду. Из ворот одного дома на улицу выбежал старик и бросился Суслову на шею. — Миша! — закричал он, размазывая рукавом рубахи мокроту на лице. — Помнишь, как мы в лапту играли! Вот здесь, на поляне! Не давая опомниться ни Михаилу Андреевичу, ни нашему Бабаю, старик обнял их. И тут произошло не предусмотренное регламентом пребывания высокого гостя событие. Совершенно незаметно для них этот живописный эпизод встречи сфотографировал брат Рыжей, который стоял в доме возле открытого настежь окна. Снимок вышел отменный. Он был размножен в необходимом количестве копий, которые извлекались отцом Рыжей на свет, когда можно было извлечь из этого выгоду. Но в основном фотографии предназначались для дочери, которая, отсидев за мошенничество, отдыхала у родителей и разрабатывала планы дальнейших махинаций. — Прошло ещё недели две-три, — рассказывает Пётр Васильевич, — приглашает меня Рыжая к себе домой, говорит, что папа приехал. Прихожу. Квартира ободранная, обои по ветру развеваются. А мебели — одна железная кровать, стол кухонный и стул. |
