пачку табаку -  такого,  какого давно в  этих  краях и  в  глаза не  видали.

Свернул цигарку и только тогда неторопливо ответил:

     - А  земля  эта  вся  на  пять  дорог -  Россошанскую,  Семикрутовскую,

Михеевскую,  на  Катремушки и  до  Мантуровских хуторов -  дана во  владение

нашему  разбойничьему атаману,  храброму  Ивану  Иванюку  [над  которым  нет

другого начальника, кроме самого преславнейшего Долгунца].

     Монахи  еще   в   большем  замешательстве  переглянулись.   Рыжебородый

опрокинул вскипевший чайник,  черный  быстро глянул на  свои  пожитки,  тоже

собираясь сейчас же вскочить и задать тягу.

     И только похожий на черта Бумбараш важно сидел,  поджав ноги,  выпуская

из носа и  рта клубы пахучего дыма,  и  был теперь очень доволен [что он так

ловко поджал хвосты негостеприимным монахам].

     - Ты скажи им, - медленно подбирая слова, заговорил чернобородый, - что

мы с братом Панфилием двое странствующие.  Добра у нас [никакого] нет -  вот

две котомки да это [он показал на черный сверток]... монашья ряса - от брата

нашего Филимона,  который скончался вчера,  свалившись в каменоломную яму, и

был  сегодня погребен.  А  через это  задержались мы  и  не  дошли,  где  бы

постучаться на ночлег. И скажи, что тут бы пробыть нам только до рассвета. А

чуть свет пойдут, мол, они с божьей помощью дальше.

     - Ладно, - вытягивая из костра печеную картошку, согласился Бумбараш. -

Так и скажу.

     Но пока он,  обжигая пальцы,  счищал обуглившуюся кожуру,  рыжебородый,

который  все  время  сидел  и  вертел  головой,  вдруг  подмигнул черному  и

незаметно помахал толстым пальцем над своей плешивой головой.  Очевидно,  им

овладело подозрение.  И хотя курил Бумбараш табак из золоченой пачки, но был

он для разбойника слишком уж худо одет,  оружия при нем не было. Кроме того,

для владетельного разбойника с  пяти дорог с  очень уж  он большой жадностью

поедал картошку за картошкой.

     - А где же твои товарищи? - осторожно спросил рыжебородый.

     И  Бумбараш увидел,  что  толстый  посох  опять  очутился у  рыжего  на

коленях, а рука черного снова оказалась возле обуглившейся головешки.

     - Да,  -  подхватил черный,  -  а  где же  твои товарищи?  Ночь темная,

прохладная, а ни костра, ни шуму...

     - Вон там,  - неопределенно махнул рукою Бумбараш и уже подтянул сумку,

собираясь вскочить и дать ходу.

     Но на этот раз счастье неожиданно улыбнулось Бумбарашу.  Далеко,  в той

стороне,  куда  наугад  показал он  рукой,  мелькнул вдруг  огонек  -  один,

другой... Шел ли это запоздалый пешеход и чиркал спичкой, закуривая на ветру

цигарку или трубку. Ехали ли телеги, шел ли отряд, но только огонек, блеснув

два раза яркой сигнальной искрой, потух.

     И снова монахи в страхе глянули один на другого.

     - Вот что, святые отцы, - грубо сказал тогда Бумбараш, забирая лежавший

рядом с ним широкий подрясник покойного отца Филимона,  - я ваши ухватки все

вижу! Но уже сказано в священном писании: как аукнется, так и откликнется.