Мимо разрушенных и погоревших домов, сданных к брошенных купцами лавок
Иртыш подошел к розовому двухэтажному дому купца Пенькова, где стоял теперь
военный комиссариат.
У крыльца уже толкались люди; из окна, выбитого вместе с рамой, торчал
пулемет. Пулеметчик, сидя на широком каменном подоконнике, грыз семечки и
бросал шелуху в пузатую, как бочка, золоченую урну.
У главного входа, возле каменного льва, в разинутую пасть которого был
засунут запасной патронташ, стоял знакомый часовой. И он пропустил Иртыша,
когда узнал, что Иртышу надо.
Иртыш прошел по шумным коридорам и наконец очутился в комнате, где уже
несколько человек ожидали комиссара. Какой-то бойкий военный молодец, а
вероятно всего-навсего вестовой, потянулся к Иртышу за пакетом.
- Нет! - отказался Иртыш. - Отдам только самолично.
- "Отлично самолично"! - передразнил его молодец. - Да что же ты,
дурак, прячешь за спину? Дай хоть подержать в руках.
- Вон умный - возьми да подержись, - указывая на дверную медную ручку,
ответил Иртыш. - А это тебе не держалка!
Зашуршала и приоткрылась тяжелая резная дверь - кто-то выходил и у
порога задержался.
По голосу Иртыш узнал комиссара - товарища Гринвальда. Другой голос,
хрипловатый и резкий, тоже был знаком, но чей - Иртыш не вспомнил.
- Как наставлял наш дорогой учитель Карл Маркс, - говорил кто-то, - то
знайте, товарищ комиссар, что я готов всегда за его идеи...
- Карл Маркс - это дело особое, а бомбы зря бросать нечего, - говорил
комиссар. - То разоружили бы мы Гаврилу Полувалова втихую, а теперь
подхватил он свою охрану - да марш в банду. Иди, Бабушкин, зачисляю тебя
командиром взвода караульной роты. Постой! Я что-то позабыл: семья у Гаврилы
большая?
- Сам да жена. Жена у него, надо думать, товарищ комиссар, его злобному
делу не сочувствует.
- Это мы разберем - сочувствует или не сочувствует.
Дверь отворилась, вышел комиссар Гринвальд, а за ним - коренастый,
большеголовый человек в старенькой шинели, с винтовкой, у которой вместо
ружейного ремня позвякивал огрызок собачьей цепи.
Иртыш сразу узнал михеевского мужика Капитона Бабушкина, которого в
прошлом году за грубые слова драгуны сбросили вниз головой с моста в Ульву.
- Посадить дуру, конечно, следовает, - согласился Капитон Бабушкин. -
Как завещал наш дорогой вождь Карл Маркс, трудящийся - он и есть труженик, а
капитал - это явление совсем обратное. И раз родилась она бедного
происхождения, то и должна, значит, держаться своего класса. Я эти его книги
три месяца подряд читал. Цифры и таблицы пропускал, не скрою, но смысл дела
понял.
Капитон вышел. Комиссар оглянулся.
- Эти двое не к вам, - объяснил вестовой. - В канцелярии сидят по
вызову, а к вам коммерсант с жалобой да вон - мальчишка. |