Когда мы поехали дальше, одна из женщин с «бьюика», сидя на обочине, кормила грудью младенца, другие растягивали тент между высокими кустарниками. Никто не унывал, словно так и надо.

Дорога становилась все хуже, жара сильнее, пыль гуще. А нам еще прибавилось хлопот: приходилось отворять и затворять множество калиток. Калитки и изгороди в полупустыне! Не совсем обычно, не правда ли? Столь же необычна причина, вызвавшая их появление: изгороди должны препятствовать распространению одичавших кроликов.

Первых кроликов (если не считать нескольких штук, которые прибыли еще с транспортом ссыльных в 1788 году и вскоре сдохли) завез в 1859 году в Австралию один скваттер из Виктории. Десять лет спустя восточная часть штата кишела грызунами. Фермеры страшно возмущались. Четвероногие переселенцы опустошали пастбища (семь кроликов съедают столько же, сколько одна овца), и пришлось резать скот. Устроили облаву на кроликов, но этот способ себя не оправдал.

В 1880 году они появились в Южной Австралии, через десять лет распространились не только по всему этому штату, но и в Новом Южном Уэльсе. Не видя другого выхода, стали обносить проволочными изгородями оставшиеся пастбища. В Западной Австралии через весь континент в несколько рядов натянули проволочную сетку. Одна из самых длинных изгородей достигала свыше двух тысяч километров; на ее ремонт тратили пятнадцать тысяч фунтов в год.

Однако и эта мера не помогала. В конце концов изгороди забросили, но ржавые калитки остались, и, сражаясь с ними, мы одинаково проклинали кроликов и человеческую глупость.

На калитках висели всевозможные щиты и объявления, рекламирующие мороженое, прачечные, плавательные бассейны, кемпинги с душами. Все это ждало нас в Перте, до которого было еще тысяча восемьсот километров. Бассейн… Душ… Нам вдруг нестерпимо захотелось смыть с себя красную пыль, облепившую лицо гипсовой маской. Судя по карте, километрах в ста на запад нас ожидали цистерны с водой, пригодной, во всяком случае, для умывания. Увы, когда мы часа через два, основательно разбитые, подъехали к первой цистерне, оказалось, что она не только пустая, но еще и дырявая. Так же обстояло дело и со всеми остальными цистернами. Вероятно, в последний раз вода в них была пятнадцать лет назад, пока строители дороги не выпили всю.

— Надо ехать до хуторов Уайт-Уэлз, — сказал Стен. — По названию видно, что там должно быть вдоволь воды. Нажмем, успеем дотемна.

Мы не возражали, и Стен прибавил ходу. Опыт и водительское искусство выручали его: он ловко огибал все выбоины. Я же, когда садился за руль, то и дело въезжал в ямы или разворачивал машину поперек дороги, пытаясь вильнуть в сторону.

Солнце опускалось все ниже, а так как мы по-прежнему ехали строго на запад, оно светило прямо в глаза. До Уайт-Уэлза было еще далеко, когда кончилась смена Стена и я повел машину.

Я честно старался не сбавлять хода и был доволен своими успехами. Вдруг «ведетта» подпрыгнула, мы все повалились друг на друга.

— Стой! Стой! — закричала с заднего сиденья Мария-Тереза. — Фургон падает!

Она могла и не кричать, мотор сам остановился. Я обернулся. Фургон еще лихо раскачивался, но угроза падения миновала. Облегченно вздохнув, мы вылезли из машины посмотреть, что же остановило наше стремительное движение. Оказалось — очередная огромная выбоина, засыпанная песком. Из-за солнца я не заметил ее. Машина по инерции проскочила всю яму, но фургон глубоко зарылся в песок. Я нажал стартер. Кажется, все в порядке. Включил первую скорость, выжал газ. Ни с места. Снова. Тот же результат. Страшное подозрение овладело нами. Мы бросились к фургону и раскопали песок. Ось сломана у самого колеса…

По правилам полагалось спокойно, не торопясь, снять ось, отдать первому проезжающему мимо автомобилисту и терпеливо ждать, когда другой автомобилист привезет ее в отремонтированном виде.