|
.. да... В общем, дать гарантию, что... Терлинк взглянул на Ван де Влита, словно спрашивая у него совета, и схватил перо. "... обязуюсь никогда не намекать ни в публичных выступлениях, ни в частных разговорах на... " - Скажите, Мелебек... Адвокат не шелохнулся. - Вам еще не приходило в голову выставить свою кандидатуру в депутаты? Молчание. Однако Мелебек побледнел. - Вот ваша бумажка. Давайте мою. И вот Терлинк прочел ручательство в том, что до истечения трех месяцев он станет dijkgraves, следовательно, членом верховной корпорации, которая посредством плотин распоряжается водой как из моря, так и с неба. - Если увидите Леонарда, скажите ему... Терлинк поискал формулу вроде той, где поминались витрины и ценники, но не подобрал ничего подходящего. - Нет, ничего ему не говорите. До свидания, Мелебек. Глава 4 - Удачного и счастливого года, Йорис! Дважды ткнувшись ротиком в шершавые щеки мужа, она произнесла эти слова таким жалобным голосом, таким проникновенным тоном, что, казалось, они означали: "Один страшный год кончился, начинается другой, не менее страшный, мой бедный Йорис! Я буду страдать. Ты будешь страдать. И молю Бога избавить нас от еще более страшных потрясений". Терлинк скользнул губами по волосам жены, еще накрученным на бигуди, и прошептал: - Счастливого года, Тереса! Одеваться им пришлось при электрическом свете, потому что они собирались к семичасовой заутрене. Намереваясь причаститься, они не поели и не выпили кофе. Внизу под лестницей им навстречу вышла Мария: - Счастливого и богоугодного года, баас! На улице, в темноте, Тереса чуть не упала и взяла Терлинка под руку. Был гололед, и многие женщины, направлявшиеся с мужьями в церковь, выделывали гротескные па. Стояли холода. У всех изо рта вылетал пар, и так же было в церкви, которую еще не согрело дыхание верующих. Народу было полно: явились все, кто жаждал причаститься в первый день нового года, а также те, кто надеялся целиком посвятить свое время визитам. Хотя у Йориса и Тересы была своя скамья, Тереса всю службу стояла на коленях, закрыв лицо руками, и когда ей приходилось вставать при чтении Евангелия, вид у нее был потерянный, словно не от мира сего. Терлинк оставался на ногах, прямой, со скрещенными руками и взглядом, устремленным на колеблющиеся огоньки алтарных свеч. Тем не менее один раз взгляд его упал на голубую истертую плиту нефа, где еще можно было прочесть слова: "... досточтимый Целий де Бэнет... " Год, не то 1610-й, не то 1618-й - цифры уже неразборчивы. Под камнем покоились останки одного из предков Тересы, которая, молясь, хватала ртом воздух - быть может, из-за торопливости, быть может, от избытка рвения, - отчего издавала звуки, похожие на хлюпанье насоса. Когда народ повалил из церкви, уже занялся день, и люди с удивлением увидели розовое солнце над белыми от инея крышами. Мальчишки торговали облатками, большими, как облатка священника, и каждый прихожанин покупал себе одну, по обычаю нес ее в руке и, придя домой, прикреплял к двери. Терлинк еще не оделся - в том смысле, что на нем был пока повседневный костюм. Первым делом он съел яичницу с салом и одну из вафель, испеченных Марией и наполнивших благоуханием весь дом. |
