|
Прежде чем дать окончательный сигнал и уже слыша отдаленный гул голосов, он обрезал кончик сигары и медленно раскурил ее. - Впускайте, господин Кемпенар. Сперва появился обслуживающий персонал ратуши, начиная с консьержа Хектора, единственного, кому дозволялось брать с собой жену, работающую уборщицей при муниципалитете. Косоглазый Хектор был в черном костюме и рубашке удивительной белизны. Кемпенар стоял в дверях, впуская посетителей лишь маленькими группками. - Наши наилучшие пожелания, баас! - Счастливого Нового года! Терлинк оставался неподвижен и холоден, более холоден и, можно сказать, более неподвижен, чем Ван де Влит в своей раме. Он делал только два неизменно одинаковых жеста: пожимал протянутую руку, потом запускал пальцы в коробку с сигарами, вытаскивал одну и вручал собеседнику. - Благодарю, баас. После чего посетитель, следуя за очередью, огибал стол, где секретарь наполнял рюмки портвейном. - За здоровье бургомистра Верне! Фонарщик, полицейские в белых перчатках, служащие водо-, газо-, электроснабжения. - С Новым годом, баас! - С Новым годом, Гуринген... С Новым годом, Тисен... С Новым годом, ван де Нуте... Небо все еще оставалось сплошь затянуто тучами. Они как бы просеивали солнце, пропуская лучи лишь в самые неожиданные моменты - так, что на главной площади были места, освещенные до странности ярко, и места, где лежали совершенно черные тени. Кучки людей незаметно приближались к ратуше. Достигнув тротуара, кое-кто выбивал трубку, сморкался, бросал взгляд на второй этаж с окнами в мелкий переплет. Колокола звонили к обедне. Город постепенно наполнялся двуколками с целыми семьями принаряженных крестьян: все в черном, кое-кто из женщин в чепцах, другие - под меховыми накидками и в смешных шляпах. - С Новым годом, баас... Жена Хектора, сбегав переодеться и возвратясь в рабочем платье, снова поднялась к себе в кладовку и перемывала рюмки, все менее тщательно вытирая их по мере того, как ускорялось движение очереди. Сигара, рюмка портвейна. После этого посетитель получал право пройти в большой зал, драпированный коврами, задержаться там ненадолго, подождать товарища, но люди шли на цыпочках, лишь иногда поскрипывая новой обувью, и говорили вполголоса: - С Новым годом, баас... Сигары были больше и толще, чем в предыдущие годы, и каждый с изумлением разглядывал еще не знакомые бандероли на них - широкие, раззолоченные, с очень четким изображением ратуши, на котором можно было пересчитать окна, и надписью: "Город Верне". Руки становились все менее шершавыми, костюмы - менее поношенными. Кто-то - им оказался служащий больницы - робко осмелился пошутить: - За здоровье новой сигары! Но Терлинк не улыбнулся. Он издали видел всех. Был знаком с каждым визитером. Знал, чей подходит черед. Внизу, на тротуаре, начали появляться советники, некоторые подъезжали даже на машинах, и голоса их звучали громче - они ведь были у себя. Йорис знаком дал понять приставу, наполнявшему рюмки: "Кончайте о портвейном". И, закрыв едва початую коробку, взял другую - с такими же бандеролями, но более тщательно изготовленными сигарами. Обращение "баас" больше уже не употреблялось. |
