Молль со вздохом опустилась на пол подле кресла Олойхора, с другой стороны от Карны, и подставила голову под его руку. Когда раздался стук в дверь, все вздрогнули, словно ожидали штурма. Повинуясь знаку господина, Циклоп поднялся и отворил дверь.

На пороге стояла горничная, девка из челяди, с лентой в косе и перепуганными круглыми глазами. Должно быть, не каждый день приходилось ей бегать с поручениями в обитель греха. Выросшая в дверном проеме фигура Циклопа ничуть ее не успокоила, и девка заслонилась от него подносом с чеканным кубком, украшенным по ободу зелеными хризолитами.

– Его величество, – пискнула она, – посылает принцу Олойхору утешительную чару.

Каждый, кто сталкивался с Циклопом Бийиком лицом к лицу даже по самому невинному делу, мечтал уйти невредимым. Девке это позволили, хоть и не без внутренней борьбы: Циклоп решал, не стоит ли запустить королевским утешением в лицо посланнице и будет ли Олойхор этим доволен. И не полетит ли эта увесистая, по виду серебряная посуда в его собственную физиономию, если он осмелится передать ее по назначению. В конце концов он решил, что не его дело – вставать меж королями и принцами. А от летящего предмета можно и увернуться. Не беда. Едва ли мертвецки пьяный Олойхор способен прицелиться.

– Вот, – сказал он, водружая кубок на стол. – Из королевских рук. Утешительная чара. Может, значит чего? Не силен я в придворных ритуалах.

Олойхор недоуменно переморгнул.

– Он полагает, я нуждаюсь в утешениях? Или, может, у нас не хватает выпивки? Мне, скорее, нужна компания, в которой я могу выматериться от души. Есть те, кто нуждается в утешении побольше моего!

Он посмотрел вниз, где сидела как в воду опущенная Молль.

– На! – сунул он ей королевский кубок. – Утешься, милая. Выпей, наплюй и забудь. Какие твои годы. Я тебя еще замуж выдам.

Молль поднесла вино к губам и осушила кубок с безразличным остановившимся взором. Точнее будет сказать, она его не допила, повалившись на пол боком, и серебряный кубок, повторив ее движение, опрокинулся тоже, разлив свое содержимое на половики и половицы.

Только он в отличие от девушки покатился, перевернувшись несколько раз.

– Все! – разочарованно произнес Олойхор. – Первая жертва вечеринки. Она всегда была слабее прочих. Циклоп, будь другом, отнеси ее в спальню. Не ровен час, блевать начнет.

Циклоп нагнулся над телом, Дайана, предупредительно поднявшись, придержала перед ним занавеску.

– Она мертва.

– Ч…то? – именно так оно и прозвучало в устах Олойхора.

– Мертва, как полено! – повысил голос Циклоп Бийик. – Не пьяна в стельку, в доску, в хлам… Она не дышит. И жила не бьется.

Дайана, широко шагая, запалила свечи.

– Клади ее сюда, – ткнула она пальцем в лавку. Откуда ни возьмись, в ее пальцах появилось перо. Положенное на голубоватые губы Молль, оно не трепыхнулось.

Олойхор протрезвел в один момент, словно его водой окатили.

– Утешительная чара! – пробормотал он. – Хорошенькое утешение, а? Они прислали это – мне!

– Они? – переспросила Дайана.

– Кто может безнаказанно прикрыться именем моего отца? Да еще в таком деле?

– Что‑то мне с трудом видится Ким, берущийся себя обезопасить.

– На него непохоже, – согласился Олойхор. – Хотя едва ли мы знаем, какие черти гнездятся в тихом омуте у моего вечно второго братца. Шнырь, поди сюда!

Уродец поспешил предстать пред мутны очи господина.