И тогда московский князь надумал стравить султана Вильгельма с его далеким родственником великим ханом. Юрт же великого хана по прошествии веков переместился из монгольского Каракорума в среднеазиатский Самарканд. Ино великий Тимур-Хромец и его преемники осилили наследников Хубилая, собрав восточные улусы вплоть до Японского моря и обратили всех людей там в магометанскую веру. И решился тогда московский князь на хитрость: послал человека к великому хану - отвезти ему подложную грамоту-ясу тевтонского султана. А в той грамоте черным по белому писано, что хочет Вильгельм взять рукой мощной все земли мира и вновь создать Монголистан от океана до океана, понеже он есть самый прямой потомок Чингиса, Бодончара и Небесного света, а в прочих ханах течет собачья кровь. Подложная грамота смотрелась яко настоящая, потому что скреплялась она подлинной печатью султана Вильгельма, что была выкрадена московским лазутчиком Максимкой Исаевым из харема тевтонского владыки.
А еще велел князь похитить в западных землях женщину-кровососа и такоже доставить к великому хану, дабы увидел тот, каковые прелестницы станут изводить его воинов, коли случится соединение с Вильгельмом.
Погоди-ка. Подложную-то грамоту и женщину по велению князя доставляю к великому хану именно я - москвитянин, сын боярский Сенцов, а по легенде - мурза Ахмат Опанасенко, верноподданный Киевского эмира.
- Вздорная неразумная женщина, отставь свое лукавство. Аще благочиние не передано тебе родителями, все рано постарайся быть послушной и радивой. Надо нам лошадей собрать. За вьючной вернуться и ездовую сыскать. И запомни, без меня - пропадешь ты и сгинешь без следа.
Не зря я попомнил второго коня. Не пустился же я в дальний путь без ездового... кажется, завиднелся он на склоне, хотя не отзывается на свист. Не слышит ино напуган?
- Будь ласкова, не отставай, - продолжал вразумлять я вздорную женщину, - тогда не стану вязать тебе руки и сажать в мешок словно дикого зверя.
Встала она и потянулась следом, однако не забыла спросить:
- Почему же мне должно шествовать за тобой по собственной воле, коли ты, яко тать окаянный, выкрал меня из отчего юрта, из крепости моего отца - батыра Саламбека де Шуазеля.
Отчего я назван тятем, да еще окаянным? Отчего до сих пор не открыл правды вздорной женщине, скорой на обидные словеса?
- Я крал не дочь Саламбека-батыра, почто нужна мне благородная дева? Многознающие люди известили меня, что в крепости живет адское исчадие-упырь. Я, прокравшись туда через несколько стен, во мраке башни повстречал некое существо, сочтенное мной за ведьму-кровопийцу. Неведомо мне было, что в мой мешок попадешься ты, благородная дева.
- И куда ты приволок меня, проклятый похититель? - голос ее не был слишком почтительным.
- Отвечу правдой, невзирая на оскорбительные слова. Мы на высотах Бадахшана, что неподалеку от Индийских земель.
- Индийских земель? Где под ногами лежат яхонты и обитают песьеголовые люди.
- И люди совсем без головы тоже там обитают.
Она прилежно зарыдала, прижавши щеку к мрачному граниту скалы. Вьючная лошадка с удивлением скосила свой сиреневый глаз. Я же, ухватив за рукав слезливую девицу, заторопился к своему жеребцу. Пришлось еще побродить-поплутать между камней, прежде чем поймал его за узду. Впрочем, он не пытался бежать меня, прижав уши, каурого коня более всего занимал поиск редких травинок среди камней. Я сразу бросился проверить, сохранилась ли подложная грамота в седельной суме. Лежит, нетронутая, и то славно. А затем решил я вьючную лошадь оседлать для своей пленницы, дабы облегчить ей тяготы пути. Едва затянул подпругу, как поставив ножку в стремя, девица легко взлетела в седло Сивки и взяла камчу - да только поводья уже лежали в моих руках. Привязал я вторую лошадку к седлу первой и повел их в гору, стараясь, чтоб поменьше оскальзывались на щебенке и камушках их копыта.
- Куда же ты влечешь меня, коварный похититель? - вопросила дева. |