Но общественное мнение уже изменилось, отчасти благодаря свежему ветру из Москвы, и лидеры партии поняли, что стоит пойти на некоторые изменения.
Хёпке и Хагер встретились 18 февраля 1988 года, чтобы решить, какие меры следует принять. Они пришли к заключению, что основную ответственность за проверку рукописей действительно стоит передать из ГАП издательствам, но это могло вызывать проблемы. Общее производство должно было по-прежнему определяться годовым планом, который бы включал в себя ежегодные планы каждого издательства. ГАП должна была, как и раньше, контролировать составление общего плана, а также распределять бумагу и станки. Все это нужно было организовать так, чтобы избежать «неподъемной… бюрократической работы». Но как? Хёпке и Хагер договорились только о том, что все должно осуществляться постепенно, ведь, согласно их подсчетам, 99% предлагаемых публикаций не представляли угрозы. Проблемные ситуации можно было, как правило, решить на уровне издательств, сочли они, а их сотрудникам следовало приказать, чтобы присматривали за некоторыми авторами, избегая шума из‐за «цензуры». Разумеется, из этой системы кое-каких писателей пришлось бы устранить. Например, никаким произведениям Луца Ратенова или Моники Марон нельзя было позволить появиться в печати. И, несмотря на сравнительную свободу издательств, окончательное решение о выходе книги должно было оставаться за ГАП.
Протокол встречи создает впечатление, будто люди, стоящие во главе системы, одновременно и признавали необходимость перемен, и отвергали ее. Они продолжали отрицать существование цензуры на словах и осуществлять ее на деле. Но прежде всего они не могли понять, насколько они сами управляли ситуацией. Неспособность разрешить эти противоречия видна и в протоколе встречи, произошедшей девять месяцев спустя. Хагер сказал Хёпке, что нельзя допускать никакой «либерализации»:
Государство не должно отказываться от своих прав, а директор издательства отвечает перед государством. Это его обязанность – обращаться с соответствующими проблемами в ГАП, точно так же [и ГАП] может потребовать рукопись у издательства. Следование культурно-политической линии [партии] обеспечивается долгосрочными планами и бдительностью работников издательств и редакторов. Каждое издательство должно приготовиться к высоким требованиям, выполнения которых будут от него ожидать, и возрастающей ответственности. С помощью такого подхода мы сможем вести более демократическую политику и избежать излишней либерализации.
Хёпке, как мог, трактовал эти директивы. На встрече с членами Союза писателей 28 июня 1988 года он сделал доклад о плане на 1989 год, подчеркнув введение новой процедуры выдачи разрешения на печать. Окончательное решение оставалось за ГАП, но оно должно было приниматься быстро, и от издательства больше не требовалось предоставлять полное досье с рукописью и отзывами рецензентов. Теперь было достаточно правильно составленного предложения об издании. Некоторые члены Союза выразили обеспокоенность передачей слишком большой власти в руки издательств, но Фолькер Браун, бывший председателем собрания, одобрил новую политику как «выдающийся пример распределения власти… социал-демократический по духу».
К этому времени Браун вел успешные переговоры с властями, хотя конфликты насчет черновиков и постановки пьес не закончились с кризисом вокруг «Романа о Хинце и Кунце». Они достигли пика в 1987 году, когда Браун стал настаивать на публикации сборника стихотворений «Медленное скрипучее завтра» (Langsamer knirschender Morgen) в редакции, не слишком истерзанной правками. В книге было достаточно спорного материала, чтобы занять редакторов в MDV и цензоров в ГАП на четыре года. Разрешение на печать было выдано, но потом отозвано из‐за «политического аспекта» рукописи, как выразился Браун в протестующем письме к Хагеру. Когда писатель пригрозил опубликовать версию без правок в Suhrkamp в Западной Германии, Хагер, наконец, сдался. |