|
Но, настаивала Рагвиц, он, без сомнения, вмешался во внутренние дела братской социалистической страны, а его участие в протесте ПЕН-центра могло быть использовано для пропаганды их врагами обеих стран. Хёпке должен был ожидать какого-то наказания. Как он признался позже, у него был информатор среди коллег Рагвиц из Kultur. Но наложенное на него наказание было довольно легким, возможно потому, что он принял ответственность за свой поступок в прямом письме Эриху Хонеккеру. Он говорил, что протест против жестокого обращения с Гавелом абсолютно оправдан и, поддерживая его, он не вступал в противоречие с практикой обращения с писателями в ГДР. В конце концов Хёпке был отстранен от должности всего на несколько недель, как объясняли в Политбюро, по болезни.
Означала ли новая атмосфера вседозволенности исчезновение фактической цензуры в ГДР? Нет: власти продолжали запрещать выход книг по «политико-идеологическим» соображениям, как они часто выражались в письмах и докладах. В апреле 1987 года Хагер и Хонеккер не дали напечатать «Я скучаю по Испании», Mir fehlte Spanien, мемуары Долорес Ибаррури, известной как La Pasionaria, потому что, по их словам, они были заражены еврокоммунизмом правого толка. В мае Хагер и Хёпке остановили распространение 4100 экземпляров книги Клауса Мамаха «Сопротивление с 1939‐го по 1945‐й», Widerstand 1939 bis 1945, потому что цензоры из ГАП проглядели крамольные высказывания о коммунистическом сопротивлении нацистам во время Второй мировой войны. В июле 1989 года ГАП отказалась выдать разрешение на печать книги Эриха Ханке «Человечество пишет последнюю главу?», Schreibt die Menschheit ihr letztes Kapitel?, не потому, что она была недостаточно марксистской, а потому, что в духе догматичного марксизма настолько преувеличивала империалистический и милитаристический характер НАТО, что противоречила установке партии на мирное сосуществование. «Зубр» Даниила Гранина свободно распространялся в Советском Союзе с момента публикации в 1987 году, хотя и рассказывал о судьбе русского генетика Николая Тимофеева-Ресовского, нелестным образом изображая взаимодействия между наукой и политикой в советской системе. Но то, что было терпимо в СССР, оказалось слишком для властей ГДР. Книга получила разрешение на печать и вышла тиражом 15 000 экземпляров, но потом, в июне 1988-го, ее распространение было остановлено, а экземпляры пылились на складе в Лейпциге до середины 1989-го, когда роман, наконец, попал в продажу. Цензура не исчезла даже в относительно свободные последние годы ГДР: авторы продолжали жаловаться на то, что их рукописи отвергают по «политико-идеологическим» соображениям, издательства все еще не хотели идти на риск, принимая «горячие» работы, ГАП отказывала в разрешениях на печать, а партийные лидеры запрещали выход произведений, которые отклонялись от линии партии, даже когда она начала терять власть. Переговоры, правки, сопротивление и компромиссы продолжались на всех уровнях, как и годами ранее, и казалось, так будет всегда. Что же в итоге положило конец цензуре в Восточной Германии? Падение стены. Вскоре после того, как 9 ноября 1989 года стена была проломлена, правительство распалось, партия раскололась, государство разрушилось и от всей системы цензуры ничего не осталось, кроме самих цензоров. Они сидели за своими столами, не зная, чем заняться, пытаясь понять происходящее и объяснить свою жизнь наивному чужаку, когда в 1989 году я появился в их кабинете на Клара-Цеткин-штрассе.
Заключение
Изучив цензуру при трех авторитарных режимах, мы можем вернуться к вопросу, который в начале книги оставили без ответа. Что такое цензура? Вопрос оправдан, но относится к категории смысловых ловушек, которые на французском называют questions mal posées – неправильно заданными вопросами, наталкивающими на поиск ответов в неверном направлении. |
