Эймерик заметил, что лошади нервничают. И сразу понял почему, проходя мимо и увидев бока, израненные шпорами. Он сурово посмотрел на наемника, который с мрачным видом сидел в седле, положив ладонь на рукоять меча. И решил, что обязательно расскажет Райнхардту, как варварски его подчиненные обращаются с чистокровными животными. Но сейчас момент был неподходящим.

Бернье привел инквизитору лошадь. Отдал поводья и меч, забытый инквизитором накануне. Хоть Папа и разрешил Эймерику носить оружие, тот чувствовал себя с мечом некомфортно. Однако пристегнул его к поясу поверх белой рясы и отдал приказ выступать.

Вооруженный отряд начал спускаться по склону холма. При свете молодой луны все вокруг выглядело каким-то зловещим. То ли из-за грохота доспехов, то ли из-за призрачного мерцания далеких снегов или густых зарослей, стеной обступивших тропинку с обеих сторон. Эймерик чувствовал непонятную тревогу – казалось, и солдаты тоже, даже больше, чем он.

У моста, ведущего к часовне Сен-Клер, инквизитор жестом велел всем остановиться. Молча сошел с лошади, привязал ее к ветке ели. И только собрался отдать приказ спешиться, как вдруг откуда ни возьмись перед ним появился светловолосый мальчишка. Увидев вооруженных людей, тот открыл рот, а потом закричал что было мочи, чуть не задыхаясь от напряжения.

– Святой Злодей! Святой Злодей!

Эти слова ударили Эймерика, как пощечина. Он побледнел и шагнул навстречу мальчишке, тот бросился в кусты. Но один из солдат перерезал беглецу дорогу и точным движением вонзил пику в горло. Можжевельники окропила кровь.

Тело рухнуло к ногам пораженного инквизитора. Охваченный дикой яростью, он подбежал к солдату и хотел схватить его коня за уздечку.

– Пес! Кто тебе приказывал?

Но тот лишь резко вонзил шпоры в бока несчастного животного и галопом понесся по мосту. Взбешенный Эймерик успел заметить налившиеся кровью глаза и слюну, стекавшую по светлой бороде. В лице убийцы не было ничего человеческого.

Но на раздумье времени не оставалось. Возбужденные видом крови, остальные солдаты с оглушительными криками ринулись к часовне. Они размахивали мечами и пиками, издавая дикие, нечленораздельные звуки. Эймерик увидел свирепые глаза с огромными зрачками, оскаленные рты. Он едва успел отпрыгнуть, чтобы его не затоптали.

Инквизитор довольно быстро смог взять себя в руки, хотя вся эта ситуация была для него крайне оскорбительной. Разгневанный, он обнажил меч и бросился вслед за солдатами. Но опоздал.

Вечерня пока не началась, поэтому многие верующие еще не зашли в часовню. И теперь разбегались в разные стороны, пытаясь спастись от всадников, которые с воплями убивали каждого, оказавшегося у них на пути, независимо от пола и возраста. Вот катится по земле отрубленная голова, вот лежит на траве тело ребенка, пронзенное насквозь, вот старик с проломленным черепом делает свои последние шаги и падает замертво. В воздухе тошнотворно запахло кровью.

Как бы ни тревожила Эймерика непредсказуемость развития событий, гнев оказался сильнее. Он бросился к Райнхардту и чуть не вышиб того из седла. Ухватив коня за поводья, приставил меч к горлу швейцарца:

– Капитан! Остановите их, или, клянусь Господом, я вас повешу!

Тот лишь беспомощно махнул рукой. Тем временем возле часовни остались только раненые, которые кричали от боли, пока железная булава не опускалась им на голову. В траве тут и там лежали изуродованные тела. Несколько человек побежали к реке, где со звериными криками их встретила вторая часть маленького войска. Кое-кто из верующих успел спрятаться внутри часовни; все ее стены были забрызганы кровью.

Дрожа от гнева, Эймерик направился к дверям. Райнхардт понуро шел за ним. Некоторые солдаты вдруг с удивлением уставились на свои окровавленные мечи и пики, будто пытаясь понять, что же здесь произошло.