– Точно. Не говоря уже о том, что в отличие от его людей Райнхардт выглядит здоровым. Может, ему просто не понравился суп, но это все равно подозрительно. Капитану тоже нельзя доверять.

Двое доминиканцев молча посмотрели друг другу в глаза. У обоих было стойкое ощущение нависшей угрозы, как будто темная сила медленно окружала их, отрезая от мира. И солнечный свет в долине казался слишком ярким, неестественным, словно исходил от чего-то ненормального, прячущегося в лесах или за горами. Чего-то странного и пугающего.

Наконец отец Хасинто с теплотой в голосе заговорил:

– Думаю, ни вы, ни я никогда не сталкивались с такой запутанной ситуацией, магистр. А до Авиньона далеко. Что вы собираетесь делать?

Эймерик присел на ствол поваленного дерева.

– Давайте трезво оценим положение дел, – хмуро предложил он. – Кто-то пытался отравить наших солдат или, по крайней мере, оставил здесь яд. Капитан Райнхардт по неизвестной причине не ел то, что ели остальные, а ночью куда-то уходил, не раскрывая истинную цель ни своим людям, ни нам. В долине полно чудовищ – наполовину людей, наполовину животных. В Шатийоне, по словам аптекаря, люди рады аресту еретиков, и никто не приходит забирать тела убитых… – Вдруг Эймерик резко замолчал, словно ему в голову внезапно пришла какая-то мысль. – Кстати, тела. Вы не знаете, где их похоронили? Надеюсь, не в освященную землю?

Отец Хасинто тоже присел на бревно, аккуратно приподняв край белой рясы.

– Палач сказал, что трупы забрали люди Семурела. Они повезли их в Беллекомб.

– В Беллекомб? – Эймерик посмотрел на него во все глаза. – Почему туда?

– Насколько я знаю, там посреди леса стоит цистерна, куда сбрасывают тела врагов церкви. Раньше туда сваливали трупы животных, больных язвой, чтобы никто не заразился. А теперь – останки тех, кто не достоин отпевания, это уже местный обычай.

– Беллекомб… – Эймерик прищурился, напрягая память. – Да, точно, это то место, где Семурел поселил своих чудовищ.

– Именно.

– Семурел, Семурел! – Эймерик вскочил на ноги, сжав кулаки. – Вся эта паутина кажется делом его рук. И какая паутина! Наши солдаты, прежде чем их поразил непонятный недуг, ни с того ни с сего передрались друг с другом, а до этого устроили резню еретиков без всякого приказа. Пленникам откуда-то известно оскорбительное прозвище, которое мне дали их собратья из Кастра много лет назад. А этот Отье, Filius major секты…

– Ну хоть от него мы что-то узнали, – сказал отец Хасинто, стараясь успокоить разгневанного инквизитора.

– Узнали? – нервно захохотал Эймерик. – Мы ничего не узнали! Потому что Пьера Отье сожгли 9 апреля 1310 года после судебного разбирательства, получившего широкую огласку. Он был предводителем катаров Лангедока. Вы меня понимаете? Мы допрашивали человека, который уже больше пятидесяти лет как мертв!

– Но тогда… – только и смог вымолвить отец Хасинто, пораженный до глубины души.

Эймерик не дал ему собраться с мыслями.

– Мы должны сделать три вещи, – взволнованно начал он. – Во-первых, допросить заключенных, даже если придется использовать пытки. Второе – съездить наконец в Беллекомб, каштановую рощу и лес, о которых вы говорили. Помните слова Отье? «Стена в лесу». Я не удивлюсь, если этот лес там. В-третьих, попытаться узнать у жителей Шатийона обо всем, что связано с нашим делом. Но есть и четвертая задача, которую я прикажу выполнить, когда у меня появятся боеспособные солдаты, – арестовать Семурела, допросить его, как остальных, и сжечь вместе с ними.

Отец Хасинто хорошо знал, какие приступы гнева порой случаются у Эймерика, и всегда их боялся.

– Но позволит ли Эбайл сделать это? – дрожащим голосом возразил он.