Недоумевая, зачем все это нужно, парень кивнул головой. Чуть позже в одной из квадратных башен Эймерик наблюдал, как мальчишки, взяв большие клещи из своего арсенала для пыток, натащили раскаленных камней и побросали их в воду. Из корыта тут же повалил густой пар.

Глядя на выражение их лиц, Эймерик не смог сдержать усмешку.

– Я не сошел с ума. Этот способ придумали крестоносцы, поэтому он и называется «турецкая баня». Можете идти.

Оставшись в одиночестве, инквизитор снял рясу и вошел в облако пара, который очень медленно выползал наружу через бойницу и узкую входную дверь. В теплом молочном тумане Эймерик почувствовал блаженство и умиротворение, вернувшее ясность голове. Когда пар почти рассеялся, он снова надел рясу. От холодного воздуха по телу прошла сильнейшая дрожь; это позволило вновь обрести полное господство над руками и ногами и прогнало ощущение, что одежды кишат отвратительными насекомыми.

Когда в Девятом часу инквизитор вошел в зал, его расположение духа можно было назвать почти хорошим. Он очень почтительно поприветствовал отца Симона, который последние десять часов провел в молитве, стоя на коленях на каменном полу, покрытом соломой. Поддерживающий старика под локоть нотариус другой рукой прижимал к себе пачку бумаг.

– Вам сообщили о случившемся? – спросил Эймерик у преподобного отца.

– Сеньор де Берхавель мне все рассказал, – прищуренные глаза отца Симона напоминали узкие красные щелочки. – Не вижу смысла говорить, что я об этом думаю.

– На этот раз, отец, я уверен, мои мысли полностью совпадают с вашими.

В это время в зал вошли отец Ламбер и отец Хасинто вместе с палачом. По традиции они поклялись, что будут хранить тайну. Инквизитор уже собирался занять свое место, но тут к нему подошел Райнхардт.

– Что, капитан? – Эймерик нахмурился.

Швейцарец выглядел совсем поникшим. Точнее, больным.

– Мастер Филипп сказал, что его люди заменят моих – тех, которые охраняют заключенных.

– И что же?

– Я хотел услышать подтверждение от вас.

– Вы его получили.

Райнхардт собрался уходить, но медлил. Инквизитор догадался о его чувствах и не мог не сказать:

– Дело не в недоверии, капитан. Ваши люди больны и нуждаются в отдыхе. Кстати, как они?

– После ваших слов и мессы им немного лучше. – Райнхардт, казалось, немного успокоился, только глаза продолжали нервно бегать. – Отеки не исчезли, но аптекарь принес настой. Утром все было значительно хуже.

– Замечательно. Идите.

Когда капитан ушел, Эймерик подозвал Филиппа.

– Приведите всех пленников, кроме Отье. Разумеется, в кандалах. Пусть ваши помощники возьмут мечи.

Филипп молча поклонился и отправился выполнять приказ, мальчишки поспешили следом за ним. Отец Хасинто и сеньор де Берхавель расположились на тех же местах, что и на предыдущем слушании, тогда как отец Симон сел на скамью-сундук под распятием слева от Эймерика, а отец Ламбер поставил свой стул рядом со столиком нотариуса. На этот раз сиденье из трех досок посередине зала не сооружали. Хотя солнце стояло высоко, черные полотнища на окнах так затемняли помещение, что пришлось зажечь факелы и несколько свечей. В этой зловещей атмосфере казалось, что в воздухе витает что-то неясное и тревожное.

Эймерик прокашлялся.

– Напоминаю вам, преподобные отцы, и вам, сеньор нотариус, что обвинение в ереси в отношении заключенных, которых сейчас приведут сюда, доказано. Таким образом, цель нашего допроса – не получить признание, в этом нет необходимости, а установить фактические обстоятельства дела и заставить подсудимых отречься от своей веры. Также напоминаю вам, что среди них будет мало Совершенных или вообще ни одного. Поэтому заключенные могут лгать, хотя и неохотно.