– Ты, слуга Бога иудейского, наполняющего твои уста милосердием, можешь сказать нам, где наш брат Гийом?

Крайне удивленный, инквизитор вопросительно глянул на отца Хасинто и отца Симона, но увидел в их глазах лишь недоумение. Потом снова посмотрел на пленных.

– Кто сейчас говорил?

Немолодой, но крепкий мужчина вышел вперед, насколько позволяли цепи. Эймерик узнал в нем солдата из таверны, предложившего своим товарищам помолиться перед трапезой.

– О каким Гийоме ты говоришь, проклятый богохульник? – суровым тоном спросил он.

– О Гийоме де Нарбонне, которому ваш капитан вспорол брюхо ни за что ни про что. Неужели ты ничего не знаешь об этом, Святой Злодей?

Растерявшись и побледнев, Эймерик привстал со скамьи, но тут же опустился обратно.

– О чем говорит этот человек? – шепотом спросил его отец Хасинто.

– Понятия не имею.

– Еще одна дьявольская уловка! – вскричал отец Симон. – Еще один заговор Отца лжи!

– Заткнись, старик! – Солдат с ненавистью посмотрел на него. – Твоя церковь – ведьма, питающаяся кровью, твои епископы только услаждают свою плоть, твой папа…

Солдат не успел закончить. Тяжелый кулак Филиппа обрушился ему на затылок, заставив согнуться пополам и рухнуть на костлявые колени. При этом цепь чуть не задушила его. Скованные с ним узники зашатались и повалились друг на друга, как куклы в балагане. Грохот смешался с болезненными стонами.

– Магистр, необходимо срочно выяснить, что произошло, – зашептал подбежавший отец Ламбер.

Эймерик стряхнул в себя оцепенение, и теперь его взгляд поистине пугал.

– Да, – поднимаясь на ноги, сказал он. – Расследованием займетесь вы. Найдите Райнхардта и осмотрите подземелье. Сеньор де Берхавель, сколько было пленников?

– Двадцать пять плюс Отье, – пролистав бумаги, ответил нотариус.

– Сейчас их двадцать четыре. Мастер Филипп!

Палач тем временем пытался заставить заключенных подняться, безжалостно дергая за цепь.

– К вашим услугам, отец.

– Заприте этих несчастных в смежных камерах. Не давайте им есть и пить, – Эймерик поедал глазами пожилого солдата, который пытался выпрямиться. – Что же касается этого приспешника Люцифера… или нужно называть тебя Filius minor?

Тот смотрел на инквизитора таким же полным ненависти взглядом и молчал.

– Вот что надо сделать. Отцепить его от остальных, отвести в комнату, где вы храните свои инструменты, и приковать к жаровне. Пусть поймет, что его ждет, а заодно поразмышляет о своей виновности.

Отец Ламбер вышел из зала, а заключенные, снова выстроившись в колонны, возобновили свой нестройный, хромоногий марш. Эймерик подошел к отцу Симону, который в полном смятении так до сих пор и сидел на скамье.

– Нам понадобится вся ваша ясная и чистая вера, дорогой отец. Вы были правы. Этими местами завладели дьявольские силы, а мы как лодка, попавшая в шторм.

Испещренное морщинами лицо отца Симона немного смягчилось.

– Церковь – очень прочный корабль, а вы – очень хороший рулевой. Встаньте на колени.

Эймерик повиновался. Отец Симон поднял правую руку и размашистым жестом благословил его; в глазах старика стояли слезы. Инквизитор, тоже тронутый, поднялся, почувствовав прилив сил и энергии.

– Вы действительно верите, что Райнхардт мог убить одного из этих негодяев? – спросил отец Хасинто, в тревоге наблюдая, как последние заключенные покидают зал.

– Это объяснило бы, куда он уходил ночью, но никак не все остальное, – развел руками Эймерик. – И потом, как капитан мог это сделать, если рядом были двое стражников? Они, конечно, ему верны, но нашего приказа они никогда бы не наруши…

Эймерик оборвал фразу на полуслове.