Отряд пустился в путь по величественной долине, заросшей густым ельником, с каемкой гор на горизонте. Воздух, как обычно, был прохладен и чист. Вдали четко виднелись сверкающие на солнце белоснежные ледники и склоны гор – отвесные или пологие, покрытые лесами.

Эймерик ехал рядом с аптекарем, явно недовольным тем, что пришлось сменить своего мула на коня.

– Вы хорошо знаете Беллекомб?

– Не очень-то, – покачал головой все еще сонный аптекарь. – С тех пор как Семурел устроил в деревне свою колонию, я не отваживался туда приезжать. Помню, что в Беллекомбе было несколько домов, а сам он стоял в каштановой роще среди еловых лесов. Но больше ничего сказать не могу.

– Кстати, о Семуреле что-нибудь слышно?

– Нет. Он уехал со своими людьми, но никто не знает куда. Жители вернулись к обычным занятиям. Вчера вечером мы с самыми влиятельными людьми собрали мастеров всех ремесел. И решили, что этим местам пора меняться. Абсурдно, но те, кто своим трудом добился уважения людей и хоть какого-то благополучия, продолжает зависеть от ленивых господ или подвергаться притеснениям еретиков, проповедующих добродетель бедности. Теперь мы сами будем управлять нашей деревней с помощью Совета ремесленников.

Этого человека заботит только кусок хлеба, с отвращением подумал Эймерик. Отсутствие у людей высоких помыслов всегда вызывало у него презрение.

– Главное, чтобы не было беспорядков.

– Нет, что вы, – улыбнулся аптекарь. – Мы этого не допустим. Беспорядок царил, когда нами управляли бездельники.

Инквизитор не стал отвечать.

Прошло не более четверти часа, когда внизу, у крутого склона холма, по которому спускалась извилистая тропка, всадники увидели среди зелени несколько маленьких домишек. Играющие перед ними дети, заметив отряд, бросились врассыпную с таким пронзительным визгом, что его было слышно даже наверху, несмотря на ветер и расстояние.

– Это Беллекомб? – спросил Эймерик, выпрямляясь в седле.

– Пока нет, – лицо аптекаря выражало презрение. – Здесь живут те, кого мы изгнали из Шатийона. Прокаженные, нищие, падшие женщины, неизлечимо больные калеки, те, кто погряз в пороках. Всё бездельничающее отребье, которое Семурел взял под свою опеку.

Эймерик пристально посмотрел на аптекаря, но ничего не сказал. Только попросил подъехавшего отца Хасинто подождать с вопросами.

Когда они спустились со склона, то увидели ужасное зрелище. Те, которые когда-то были людьми, а теперь полностью утратили человеческий облик, при виде всадников пытались спрятаться как можно быстрее. Кто-то ковылял на костылях, кто-то полз, а кто-то шел, едва держась на ногах и хватаясь за деревья. Звон колоколов возвестил о том, что здесь живут прокаженные.

– Они как будто нас боятся, – наконец нарушил молчание Эймерик.

– Еще бы, – ухмыльнулся аптекарь. – Мы не раз пытались поджечь этот рассадник болезней и греха. Сколько можно жителям Шатийона содержать всяких ублюдков на свои деньги, которые и так достаются тяжелым трудом?!

Через некоторое время пристанище изгнанников осталось позади, а на холме показалась большая каштановая роща, в центре которой всадники разглядели соломенные крыши и вьющийся над ними дымок. Дальше каштаны сменялись лиственницами, а за ними начинался густой ельник, покрывающий весь склон.

– Это Беллекомб, – объявил аптекарь.

– Вот она! – закричал сзади отец Хасинто. – Башня!

Эймерик дернул поводья и посмотрел туда, куда показывал доминиканец. Поначалу не увидел ничего, кроме елей и скал. Потом разглядел вершину цилиндрического каменного сооружения, едва заметного среди зелени деревьев.