– Что это? – спросил инквизитор.

– Старая разрушенная башня, – пожал плечами аптекарь. – Насколько я знаю, внутри она обвалились, из-за чего образовался колодец. Когда-то в него сбрасывали животных, погибших от язвы. Их свозили в одно место, чтобы не началась эпидемия. Потом башня стала могилой жителей деревни, которую мы только что проехали, ведь они недостойны быть похороненными на освященной земле.

– Едем, – приказал Эймерик.

– Но разве нам не нужно в Беллекомб? – в голосе аптекаря слышалось разочарование.

– Кое о чем вам не известно. В Беллекомб мы поедем позже. Где здесь спуск?

– Не думаю, что тут есть тропинки.

– Значит, спустимся где придется.

Однако тропинка была, и Эймерик вскоре ее обнаружил. Учитывая крутизну склона, идти пришлось очень осторожно, и четырнадцать человек вместе с лошадьми почти сразу очутились в чаще елового леса.

Стук копыт заглушал мягкий коричневый ковер из засохших иголок, а купол тускло-зеленых ветвей почти не пропускал солнечный свет. Лишь редкий луч порой падал на покосившийся от дряхлости высоченный трухлявый ствол, поросший мхом и грибами. С веток свисали длинные клочья серых, черных и желтых лишайников, они то и дело шлепали по лицу людей, испуганных мрачным безмолвием. Очень сильно пахло гнилью и смолой.

Вдруг аптекарь вскрикнул.

– Что случилось? – спросил Эймерик.

– Смотрите, – пролепетал тот, показывая в темноту дрожащим пальцем.

Слева, между деревьями, во мраке светились шесть больших широко раскрытых глаз. Перепуганные до смерти ополченцы затаили дыхание. Потом глаза исчезли, и между стволами замелькали три высокие бледные фигуры – они убегали, вытянув вперед руки, которые были вдвое длиннее обычных. Миг – и видение растаяло. По отряду прокатился вздох суеверного ужаса.

– Мантейоны. – Глаза ополченцев округлились от страха.

– Пожалуйста, пойдемте назад, – прохрипел аптекарь. – Это мантейоны, духи гор.

– Еретики любят называть их лемурами. Я думаю, они не более опасны, чем изгои, которых вы порываетесь сжечь, – язвительно усмехнулся Эймерик. – Будьте же храбры с первыми так же, как вы безжалостны ко вторым.

Сам не свой от страха, аптекарь не заметил сарказма в словах инквизитора. Ополченцы медленно пошли дальше, озираясь и вздрагивая от каждого шороха. А в этом тесном сумрачном коридоре шорохов было много.

Вдруг деревья расступились, и показалась небольшая поляна, залитая солнцем. Оно ослепило всадников, заставив зажмуриться. А потом понадобилось еще несколько секунд, чтобы глаза привыкли к яркому свету.

Поляну, почти идеально круглую, ели отгородили от леса полосатой стеной – коричневой у основания, зеленой посередине и красноватой сверху. В центре возвышалась башня, футов пятнадцати в высоту.

Она стояла на большом круглом основании из необтесанных черных валунов. По крепким стенам из камня – тоже черного, но хорошо отшлифованного, – карабкались тонкие ветки пышного, прожорливого плюща. Окон не было – одна сплошная стена до самого верха, где не хватало многих зубцов. Время, как неумолимый кариес, век за веком разрушало башню, и она осыпала землю у своего подножия разбитыми камнями и обломками черепицы.

Находиться рядом было жутко, словно башня жила собственной – и отнюдь не добродетельной – жизнью, незаметно подглядывая за незваными гостями. Эймерик сошел с коня, окинул хмурым взглядом старые стены. Потом заметил что-то в траве. Нагнулся, сорвал и показал аптекарю.

– Это безвременник?

Тот тоже спешился, наклонился и сорвал несколько листочков дрожащей рукой.

– Да. Без сомнения, – он посмотрел вокруг. – Никогда не видел столько безвременника в одном месте.