С горечью и болью Бригид смотрела, как брат повернулся и исчез в лесу. Тут у нее перехватило дыхание. Когда она снова повернулась к бассейну, там до сих пор стоял призрачный силуэт Брегона — его дух. Посреди рощи появился еще один кентавр, затем вдоль деревьев, росших на краю поляны, возник новый светящийся образ, за ним еще и еще. Богиня! Они все были Брегоном! Силуэты оказались почти прозрачными. Охотница едва различала их контуры, вглядываясь в слабо мерцающий серебряный свет, обрамляющий линии тел. Все духи брата молчали и глядели на кентавра, стоявшего около бассейна. Его было видно лучше всего. Он склонил голову и, пока остальные смотрели на него, взял в руки брошенную чашу и почтительно поставил ее на прежнее место. Брегон поднял глаза от собственного отражения и взглянул на сестру. Его призрачное лицо было залито слезами. Затем он и другие кентавры исчезли.

Бригид все понимала. Она только что стала свидетелем того, как брат пил из чаши Эпоны. Теперь он стал верховным шаманом. Охотница была уверена в этом. Еще она ничуть не сомневалась, что увидела в отражении бассейна, как разрушалась душа Брегона. Внезапный приступ тоски заглушил ее тревогу о табуне.

«Брат лишился почти всей души! Ку потерял лишь один небольшой осколок, но из-за этого от него осталась лишь скорбная оболочка, такая опустошенная и безнадежная, что он собирался покончить с жизнью. Я даже представить себе не могу, что же теперь будет с Брегоном. Как он сможет жить с такой раздробленной душой?»

Бригид вздохнула и снова провела пальцами по поверхности живой воды. Все было неправильно. Как сумел яд Майрерад уцелеть после ее смерти и испортить следующее поколение?

— Ты опоздала, сестра.

Охотница задохнулась и резко взглянула назад. Перед ней стоял брат. Не грустные разбитые куски души, которые только что плакали здесь. Этот кентавр излучал ту самую силу, которую ей так и не удалось получить.

46

Бригид надела маску прохладной отчужденности, которую носила почти всю жизнь. Ее улыбка была вежливой и равнодушной.

— Привет, Брегон.

— Оставь притворство, сестра, и уходи. — Его глаза превратились в щелки. — У тебя нет причины пить из чаши Эпоны. Ты выбрала другой путь в жизни. Мама была довольна твоим решением, я тоже. Возвращайся в леса, к людям, которых ты так сильно любишь. Нашему табуну ты не нужна.

— Мама была жалкой, испорченной особой. Она так жаждала силы, что ничто не могло ее удовлетворить, Брегон. Ты освободишься от влияния ее призрака в тот день, когда белое признаешь белым, а не черным.

— Значит, тебе известно, что она умерла?

— Да. Мне сказала Найэм.

Губы Брегона насмешливо искривились при упоминании имени сестры.

— Она погибла, но принесла мне эту весть, — продолжила Бригид.

— Найэм мертва? — Надменное выражение сошло с лица кентавра.

— Наша сестра загнала себя до смерти. Покончить с ненавистью, которую сеяла наша мать, было для нее важнее, чем сохранить собственную жизнь.

Брегон провел рукой по лицу. Когда он снова посмотрел на Бригид, она впервые начала понимать, каким незнакомцем с железной душой стал ее брат.

— Найэм всегда была глупой и слабой. Она жила и умерла именно так.

— Нет ничего глупого и слабого в том, чтобы отдать жизнь за других, — ответила Бригид.

— Есть, когда такие отважные усилия ни к чему не приводят, — глумливо усмехнулся он.

— Подумай сам, Брегон. Именно из-за Найэм я здесь. — Голос сестры стал громче, она буквально швыряла слова в брата. — Из-за нее я выпью из чаши Эпоны, вернусь на равнину и реализую свое неотъемлемое право — стану верховной шаманкой табуна Дианны.

— Нет, сестра. Я так не думаю.