Изменить размер шрифта - +
Рэмсдену,
          по-видимому,  известна  причина этой печали. Когда гость
          молча  подходит  к  столу,  старик  встает  и через стол
          пожимает   ему  руку,  не  произнося  ни  слова:  долгое
          сердечное  рукопожатие,  которое  повествует  о недавней
                     утрате, одинаково тяжко для обоих.

Рэмсден (покончив с рукопожатием и приободрившись). Ну, ну, Октавиус, такова
     общая участь. Всех нас рано или поздно ожидает то же. Садитесь.
Октавиус садится в кресло для посетителей. Рэмсден снова опускается в свое.
Октавиус. Да, всех нас это ожидает, мистер Рэмсден. Но я  стольким  был  ему
     обязан. Родной отец, будь он жив, не сделал бы для меня больше.
Рэмсден. У него ведь никогда не было сына.
Октавиус. Но у него были дочери; и тем не менее он относился к  моей  сестре
     не хуже, чем ко мне. И  такая  неожиданная  смерть!  Мне  все  хотелось
     выразить ему свою признательность, чтобы он не думал,  что  я  все  его
     заботы принимаю как должное, как сын принимает заботы отца. Но  я  ждал
     подходящего случая; а теперь вот он умер - в один миг его не  стало,  и
     он никогда не узнает о моих чувствах.  (Достает  платок  и  непритворно
     плачет.)
Рэмсден. Как знать, Октавиус. Быть может, он все отлично знает; нам об  этом
     ничего не известно. Ну полно! Успокойтесь.

              Октавиус, овладев собой, прячет платок в карман.

     Вот  так.  А  теперь  я  хочу  рассказать  вам  кое-что в утешение. При
     последнем  нашем  свидании  -  здесь, в этой самой комнате, - он сказал
     мне:  "Тави славный мальчик, у него благородная душа. Когда я вижу, как
     мало  уважения  оказывают  иные сыновья своим отцам, я чувствую, что он
     для меня лучше родного сына". Вот видите! Теперь вам легче?
Октавиус. Мистер Рэмсден! Я часто слыхал от него, что за всю свою  жизнь  он
     знал только одного человека  с  истинно  благородной  душой  -  Роубэка
     Рэмсдена.
Рэмсден. Ну, тут он был пристрастен: ведь наша с ним  дружба  длилась  много
     лет. Но он мне еще кое-что о вас говорил. Не знаю, рассказывать ли вам.
Октавиус. Судите сами.
Рэмсден. Это касается его дочери.
Октавиус (порывисто). Энн! О, расскажите, мистер Рэмсден, расскажите!
Рэмсден. Он говорил, что в сущности даже лучше, что вы не  его  сын;  потому
     что, быть может, когда-нибудь вы с Энни...

                          Октавиус густо краснеет.

     Пожалуй, напрасно я вам рассказал.
Быстрый переход