- Вы... очень прямо об этом всем,- сказал Бейли.

Готтбаум спрятал отвертку в карман и выпрямился. При этом он слегка коснулся спины; на лице его мелькнул проблеск неудовольствия, быстро, впрочем, сгладившийся. Бейли догадался, что он не слишком-то жалует проявления слабости, как собственные, так и чужие.

- Никогда не видел особого смысла переть напролом (прошибать лбом стены). Пустая трата времени. Кто называет вещи своими именами, тот оказывает тем самым уважение собеседнику, вы согласны?

- Конечно,- сказал Бейли, хотя ни слову не поверил. Именно Готтбаум отгородил от мира свое убежище бетонными башенками с дистанционно управляемым автоматическим оружием. Очевидно, что и открытость его должна быть жестко лимитирована.

- Энергия у вас - собственная? - спросил Бейли, кивнув на группу солнечных батарей.

- Здесь муниципальная линия, но на нее не стоит слишком полагаться. Я дополняю ее использованием ветряной и солнечной энергии. Геотермальный генератор у меня тоже есть - под куполом; только в этом году установлен. Там шахта глубиной в 1000 футов. Я использую разницу температур на дне и наверху, чтобы вращалась турбина.

- Я знаком с этим принципом,- сказал Бейли.

- Техническое оборудование? - Готтбаум искоса оценивающе взглянул на него.

- В некотором роде.

Готтбаум хмыкнул.

- Что ж, Уилсон, очень любезно с вашей стороны посетить меня. От Сан-Диего, должно-быть, долгонько пришлось ехать... Вы ведь там живете?

- Да, в том районе.

Готтбаум слегка улыбнулся.

- Идемте же в дом.

Дверь, в ответ на прикосновение Готтбаума к сенсорной панели, мягко скользнула в сторону; и Бейли обнаружил себя в полукруглом жилом помещении - пол выложен плитами серого, шероховатого сланца, кресла "Old Bauhaus" - хром и кожа завалены подшивками научной периодики, стеллаж с широчайшими полками по пояс в высоту, огибающий купол по периметру, уставлен дорогущим оборудованием; черные металлические корпуса, дисплеи высокого разрешения, мерцают лампочки ("включено"), тихонько гудят вентиляторы (охлаждающие). И еще оборудование - на полу, среди сплетения проводов...

Готтбаум, не останавливаясь, прошел к столику красного дерева, стоявшему у окна, открывавшего вид на лес и океан вдалеке. За столиком, погрузившись в чтение, сидела молодая женщина. Осознав присутствие рядом Готтбаума, она подняла взгляд - удивленно, неуверенно. Азиатская раскосость, скромный (demure) японский рот, но кожа почти так же светла, как и у самого Бейли...

- Моя дочь, Юми,- Готтбаум сопроводил представление небрежным, резким жестом.- Юми, это - человек из лаборатории; приехал для беседы со мной.- Он стоял над ней, явно ожидая ее ухода.

Бейли вдвинулся между ними.

- Добрый день,- сказал он.- Меня зовут Ричард Уилсон. Рад знакомству.

Она поднялась. Одета она была в белую "крестьянскую" блузу и рукодельную, до лодыжек длиной хлопчатобумажную юбку. Она рассеянно теребила ткань, и Бейли отметил, что ногти у нее обкусаны чуть ли не до мяса.

- Здравствуйте,- почти шепотом сказала она.

- Надеюсь, я не испортил вам день?

- Нет. Вовсе нет.- Она быстро взглянула на Готтбаума и снова перевела взгляд в сторону Бейли.- Если у вас что-нибудь не для посторонних, или...

- Да уж, Юми, прошу тебя.- Готтбаум сжал губы; судя по всему, он и не старался скрыть нетерпение.

- Возможно, мы еще увидимся,- сказал ей Бейли. Она как-то непонятно задевала (struck) его - не только ее скромно, по-детски, красивое лицо, но само ее присутствие. Она была застенчива, и, очевидно, во всем беспрекословно подчинялась отцу, но в то же время где-то обособлена, непоколебимо поддерживая это разделение (подчеркивая свою отделенность от отца?).

Она подобрала со стола пару бумажных тарелок и, низко склонив голову, вышла за дверь.