Когда умер отец Танева, сын унаследовал квартиру и какой-то дом в пригороде Софии, почти разрушенный при бомбежке. Говорили, что отец оставил ему еще кое-что, но оставил ли и сколько оставил, зпает только сам Танев.
— Я слышал, что у Танева есть машина.
— Да. Он на ней и уехал. Машина есть, и на женщин денег хватает…
— В том числе и на Мими…
— Этого я не знаю. Обратитесь к ней. Она общительная, сама вам скажет.
— Хорошо, — киваю. — Если общительная, может быть, договоримся.
Вера смотрит на меня вопросительно.
— Что, — спрашиваю, — оцениваете мой возраст?
Хозяйка улыбается, но не отвечает.
— У нас, — говорю, — самые неудобные пациенты делятся на две категории. Когда одних спрашиваешь, как они провели вчерашний день, они начинают вспоминать свою жизнь с момента рождения. А из других каждое слово надо вытаскивать клещами.
— В профессии врача — то же самое, — замечает Вера. — Поэтому я и выбрала детей.
— Это очень мудро. Мне, однако, к сожалению, не приходится общаться с детьми.
— Но есть же детская преступность…
— Верно. Только моя специальность — убийства.
Вера бросает на меня быстрый взгляд:
— Значит…
— Да нет, — говорю, — ничего не значит. Вообще, продолжайте заниматься своим делом. И прошу — никому не сообщайте о том, что я тут был.
— Не беспокойтесь. Я не страдаю от наплыва посетителей.
— Так и запишем…
Поднимаюсь со своей проклятой табуретки с ожидаемой ломотой в пояснице. Замечаю по поводу огромного букета хризантем стоящего в вазе на столе:
— Какие свежие цветы… Словно только что срезаны… Вы сами покупаете или… вам дарят?
— Ну, инспектор… — Вера смотрит на меня осуждающе.
— Извините. Профессиональный порок. Когда постоянно задаешь вопросы, инерция увлекает тебя дальше, чем необходимо. А эта ваша Сусанна, то есть Мими, она дома?
— Навряд ли, — отвечает Вера. — Ее присутствие всегда музыкально озвучено. Если проигрыватель молчит, значит, она еще не вернулась.
— Как вы думаете, — спрашиваю, — может быть, мне ее дождаться?
— Боже мой, с некоторого времени все, кто сюда приходит, хотят дожидаться. Ждите, если хотите. Только я не думаю, что вам повезет. Потому что Мими… Словом, живет человек полной жизнью…
— А мы что? Агонизируем?
— Мы вегетируем. А она живет: ходит по ресторанам, танцует, следит за программами в барах, берет от жизни свое!
— А… Ну, в таком случае…
Я не успеваю закончить фразу, потому что в этот момент слышится хлопанье двери и почти сразу вслед за этим мелодичный женский голос, напевающий джазовую мелодию.
— Вот и Сусанна, — говорит Вера.
·—Тогда воспользуемся антрактом, прежде чем она продолжит свою бурную жизнь, — говорю я, хватая шляпу.
— Вы даже не выпили чай…
— Сейчас я его выпью. Я, знаете ли, чай всегда пью так: жду, когда он остынет, и — залпом. Лучше согревает.
Я демонстрирую свой способ употребления чая, делаю рукой прощальный жест и выхожу в холл.
Присутствие Сусанны действительно музыкально озвучено. После джазового вступления подхожу к занавесу, но тут возникает некоторое неудобство — не знаю, как поступить.
— Товарищ Петрова? — спрашиваю через бархатный заслон. |