Глава 9

Элизабет никак не может сосредоточиться. После того как вчера вечером увидела Ибрагима на больничной койке, опутанного трубками, — совсем как Пенни когда-то. Она не хочет больше никого терять.

И все-таки надо собраться с мыслями. Она гуляет по лесу высоко над Куперсчейзом в обществе Дугласа Миддлмисса. Бывшего мужа и нового подопечного. Она не напрашивалась на эту работу. Вокруг Дугласа умирают люди. Слишком часто.

Почему она вышла за него? Ну, он подвернулся под руку примерно в тот момент, когда она решила, что ей пора замуж. А он, каким бы опасным ни был, казался добрым. По крайней мере, хорошо притворялся. Да и будто ей самой не доводилось убивать? Окажись сейчас перед ней Райан Бэйрд, ее список, пожалуй, пополнился бы.

За ними тащится вполне довольная собой Поппи в наушниках. Это компромисс: Поппи обязана не выпускать Дугласа из виду, но так Дуглас может свободно разговаривать с Элизабет.

— Самое рутинное дело, — рассказывает Дуглас. — Мы отсняли все, что нужно отснять, вскрыли все, что следовало вскрыть, и отправились восвояси. В доме Ломакса провели не больше получаса. Он редко его покидает, так что пришлось поторапливаться.

Элизабет на мгновение останавливается, чтобы с высоты полюбоваться Куперсчейзом: крышами, озером, холмистыми лугами. На вершине холма — кладбище, где лежат монахини, в течение сотен лет владевшие этими местами. Поппи, держась позади, тоже замирает, разглядывая этот же вид.

— И что, где-то напортачили?

— Не скажу, что напортачили, но через два дня по определенным каналам пришло сообщение. Мартин Ломакс вышел на связь.

— Да неужели? — удивляется Элизабет, возобновляя прогулку. — Ты продолжай, продолжай.

— Говорят, рвал и метал. «Вы нарушили границы владений, права человека, вопиющая беспардонность — стрельба из всех орудий. Пущу кишки на подтяжки…» Ну, тебе такое знакомо.

— А как он узнал, что это МИ-5?

— Да сотня вариантов. Трудно оставить вещи точно там, где брал, ты же понимаешь. И какой взломщик уйдет, ничего не прихватив? В наше-то время — только мы с тобой, милая.

С вершины холма, где застраивают последний участок Куперсчейза, доносится шум. Дуглас останавливается под старым дуплистым дубом. Похлопывает по стволу.

— Превосходный тайник для связи, а?

Оглядев дуб, Элизабет соглашается. Тайников она повидала много, по всему миру: за расшатавшимся кирпичом в стене, на крючках под парковыми скамейками, в залежавшихся томах в книжном магазине — всюду, где один агент может что-то спрятать, а другой достать, не вызвав подозрений. Это дерево идеально подошло бы, где бы ни понадобилось — хоть в Варшаве, хоть в Бейруте.

— Помнишь то дерево, что мы использовали в Восточном Берлине? В парке? — спрашивает Дуглас.

— В Западном Берлине, но да, помню, — кивает Элизабет. Она десятью годами старше, а память лучше. Эта победа — за ней.

Закончив восхищаться дубом, Дуглас продолжает:

— Так вот, Ломакс орет во все горло, припирает нас к стенке, поскольку нам там быть не полагалось, и он знает, что мы об этом знаем, а потом выкладывает бомбу.

— Бомбу?

— Бомбу.

— Из-за этой бомбы ты здесь и оказался?

Дуглас кивает.

— В общем он, Мартин Ломакс, палит из обоих стволов, перезаряжает и вдруг выдает: «Где мои алмазы?»

— Алмазы?

— Хватит повторять за мной каждое слово, Элизабет. Что за ужасная у тебя привычка! Как и эти твои измены.

— Так что там с алмазами, Дуглас? — не сбившись с шага, спрашивает Элизабет.