-  Хорошо - это сколько? - поинтересовался цирюльник, намыливая клиенту щеки.

    -  По рублю за день постоя, - предложил я.

    -  И вы думаете, что это хорошо?

    -  И еще по рублю на прокорм лошадям, - добавил я.

    -  Рубль и рубль, это будет три. Если согласны на три рубля, я помещу ваших лошадей в своем коровнике и буду ласкать их, как любимого котенка!

    -  А как же корова?

    -  Какая корова! О чем вы говорите! Та корова давно стала говядиной. Думаете, у меня есть желание крутить коровам хвосты?

    -  А наши лошади не станут кониной?

    Парикмахер оценил чужую шутку и засмеялся.

    -  Пусть я бы так жил, как будут жить ваши лошади!

    Национальная принадлежность мастера не вызывала двояких толкований ни по внешним признакам, ни по манере говорить.

    Неясно было, как он попал в центральную губернию. Надо сказать, что многомудрое царское правительство еще со времени правления Екатерины делало все, чтобы вырастить из нашего еврейского населения пламенных революционеров.

    Их постоянно притесняли, сгоняли с насиженных мест и не давали спокойно жить.

    Как это всегда делалось, от Рюрика до наших дней, Сначала мудрые правители создавали проблемы, а потом всех остальных жителей заставляли расхлебывать результаты.

    -  А как вы попали в Уклеевск, здесь же евреям нельзя жить? - спросил я.

    -  Не евреям, а иудеям, а я, слава Торе, православный. Думаете, в Витебске, кроме меня некому больше стричь?

    -  Выкрест?

    -  Можно сказать и так. Честно говоря, мне что раввин, что поп, большой разницы я не вижу. Или вы думаете, что у Господа Бога есть национальность?

    -  Не думаю, - засмеялся я.

    -  Вот и я о том же. У Бога, если он есть, своя жизнь, у человека - своя!

    Таких вольных суждений я не слышал даже от троицких либералов. Они больше давили на свободу слова, а не совести.

    -  И как вам здесь нравится? - спросил я.

    -  Покажите мне другое место, где хоть немного лучше, и я туда поеду! Если вы спрашиваете о куске хлеба, то он у меня есть. А теперь, молодой человек, посмотрите на себя в зеркало и подумайте, может быть вас все-таки завить?

    Ефим после операции над своим лицом неожиданно превратился в молодого, курносого парня. Он посмотрел на себя в зеркало и смущенно ухмыльнулся:

    -  Нет, мне и так сойдет!

    -  Тогда садитесь вы, - пригласил меня в кресло парикмахер. - Вас тоже только брить или еще будете стричься?

    -  Стригите, - согласился я.

    -  У меня к вам один маленький вопрос, - спросил мастер, залепливая мне мыльной пеной лицо, - где вы собираетесь покупать хлеб, когда у нас его почти не сеют?

    -  Здесь неподалеку есть имение некоего помещика Моргуна, - ответил я. - Говорят…

    Я не успел договорить, потому что у мастера дернулась рука, и он меня порезал.

    -  Вы хотите купить хлеб у Моргуна, у этого бандита? Вас что, послал к нему смертельный враг? Простите, я вас порезал, не надо было говорить такое мне под руку.

    -  А почему вы решили, что Моргун бандит?

    Парикмахер оказался первым человеком, который при этом имени не впал в транс, а вполне конкретно охарактеризовал его носителя.